Дмитрий Озерков о "Манифесте"

DW: Дмитрий, в Петербурге сперва во главу угла ставилось соотношение старого и нового в искусстве (в том числе - совместимость современного искусства с контекстом традиционного музея). Затем много говорилось о политической значимости искусства. Значит ли это, что концепция менялась по ходу дела?

Дмитрий Озерков:Тема не изменилась. Она по-прежнему говорит о старом и новом в искусстве, о старом и новом зданиях Эрмитажа, об искусстве классическом, которое хранится в нашей коллекции уже 250 лет, и об искусстве новом, которое появляется сейчас. Какого-то особого политического акцента нет, но есть художники, которые тем или иным образом реагируют на процессы, происходящие в России. Что естественно. Фокус "Манифесты" - всегда на ситуациях, проблемах тех стран, в которых она проходит. Соответственно, какие-то законы и политические инициативы России последнего времени нашли отражение в ряде проектов, которые входят в основной проект "Манифесты".

- Могли бы вы рассказать об этих "отражениях" более подробно?

- В "Манифесте" участвуют более сорока художников из разных стран в основном проекте, плюс еще несколько десятков художников в рамках публичной программы, плюс есть параллельная программа "Манифесты". Есть проект украинского фотографа Бориса Михайлова, который часто фотографирует документальные события. Последняя его серия – это фотографии с Майдана. Можно сказать, что этот проект имеет политический оттенок в связи с теми событиями, которые происходили на Украине в этом году. Плюс украинская художница Алевтина Кахидзе участвует в публичной программе "Манифесты". Участие в проекте двух украинских художников некоторыми нелюбителями современного искусства почему-то воспринимается как проблемное. Все считали, что проект "Манифесты", проходящей в России, будет цензурировать все украинское искусство.

- Куратор "Манифесты" Каспер Кёниг (KasperKönig), попавший еще до открытия выставки под "перекрестный огонь" критиков разных направлений, высказал предположение: что бы ни сделали организаторы выставки, она может быть использована для озвучивания неких субъективных и, возможно, провокационных позиций. Разделяете ли вы эти опасения?

- "Манифеста" – это одна из крупнейших площадок современного искусства в мире. А современное искусство – это важнейший индикатор положения в обществе и в мире. Когда проходит событие такого уровня, оно всегда используется и "правыми", и "левыми" как место для самопоказа. В этом нет никакого скандала или интриги. Организаторы изначально готовы к предметной критике, открывающей столь нужный нам всем диалог. И я больше чем уверен, что в дни открытия мы увидим и "правые", и "левые" провокации.

- Немало нервов вам, я думаю, стоили и призывы к бойкоту (или неучастию) в "Манифесте" ряда художников в связи с событиями в Крыму…

- Призывы к бойкоту были адресованы не Эрмитажу, а Европейскому фонду "Манифесты". Звучат они в основном из уст художников, не приглашенных к участию. Но в проекте Кёнига участвует целый ряд важных интернациональных художников, которых ни левые, ни правые не могут заподозрить в коллаборационизме. "Манифеста" – это событие, свободное от цензуры, но действующее по российским законам. Каждый волен самостоятельно решать, что ему важно: участие в художественном проекте или иное выражение своей политической позиции.

- А возможно ли быть художником и не быть гражданином?

- "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Я считаю, что можно быть профессионалом в своем деле и иметь гражданскую позицию. Но это - совершенное разные вещи. Если художник левый, он совсем не всегда хороший профессионал. Если ты против официальной власти или отдельных ее решений, это вовсе не делает тебя мгновенно хорошим художником. Исключения редки. Те, кто пытаются совмещать эти понятия, на мой взгляд, пытаются "сравнить мягкое с теплым". Если вы, предположим, исполняете музыку и перестаете играть по той причине, что "в этом мире ложь и война", то ваша гражданская позиция мешает вам продолжать быть художником. Но это всегда ваш выбор. Мне кажется, что в современном либерально-капиталистическом обществе одни люди имеют право делать искусство, а другие – на него смотреть, вне зависимости от того, что происходит у них в голове относительно политики.

- Почему вы как комиссар "Манифесты" сделали выбор в пользу Каспера Кёнига – арт-менеджера и куратора старшего поколения, можно сказать, ветерана?

- Дело в том, что Каспер Кёниг – известный специалист не только в области работы в галереях и разного рода арт-ярмарках. Он много лет работал директором значительнейшего музея – Музея Людвига в Кельне. То есть, он знает музейное дело тоже очень хорошо. Понятно, что Эрмитаж, как всякий большой и старый музей, имеет довольно сложную организационно-политическую структуру (в смысле внутримузейной политики). Есть кураторы, есть хранители, есть разного рода специальные законы. Мы решили, что Каспер Кёниг – тот человек, который понимает, что со всеми нужно вести переговоры. В большом музее нельзя просто сказать "Эту стену я уберу, тут повешу что-то свое".

И еще мы подумали: если мы на такой большой проект возьмем какого-то молодого куратора, мы рискуем тем, что он придет, придумает свою гениальную концепцию, но не сможет реализовать ее в музее по объективным техническим причинам. Например, у нас в Зимнем дворце допустима только определенная нагрузка на стены, на пол, существуют нормы по свету и по пожарным проходам. Такие правила имеются в музеях всего мира, но именно в старых дворцах они наиболее строги. Тот, кто делал выставки в венецианских палаццо, поймет, о чем я говорю.Молодой куратор закричал бы: "Вот, мне не дают сделать мой проект". Мы были уверены, что Каспер Кёниг – это тот человек, который со своим опытом, со своим возрастом сумеет довести дело до конца. И сейчас, за два дня до открытия, я могу сказать, что мы не ошиблись.

- Кёниг сказал, что ему пришлось столкнуться с "фобией современного", существующей в России. В каких именно ситуациях, как вам кажется, могла проявиться эта фобия?

- Думаю, это связано с тем, что большая часть хранителей Эрмитажа не понимает всей сущности современного искусства и относится отрицательно ко всему, что не имеет патину времени, подозревая, что все современное - это нечто легкомысленное или даже бессмысленное.

Отдел современного искусства существует в Эрмитаже всего пять лет, и все это время мы находимся в диалоге с другими отделами, который, впрочем, не всегда успешен. Касперу было очень непросто в условиях, когда никто слыхом не слыхивал ни о какой "Манифесте". Но наш успех – это всегда успех всего Эрмитажа, ибо без поддержки всех сотрудников мы не смогли бы существовать. Но я уверен, что за современным искусством - будущее, это язык сегодняшнего дня. Большинство людей в России просто не знакомы с лучшими работами современного искусства, а незнание всегда вызывает отторжение. Я надеюсь, что "Манифеста" изменит эту позицию.

- Одна из декларированных задач "Манифесты" – стать "платформой для диалога Востока и Запада". В какой форме должен происходить этот диалог? Существуют ли вообще понятия "Восток" и "Запад" в универсальном языке современного искусства?

- Речь идет о Петербурге как "окне в Европу", о самом европейском городе в России – стране географически неевропейской. Речь идет об особом диалоге культур в Эрмитаже как месте соединения самого разного рода художественных течений и исторических явлений. Как бы пафосно это ни прозвучало, но в лице эрмитажной "Манифесты" Россия сегодня вновь выступает тем местом, где человечество всерьез обкатывает свои больные проблемы, будь то религиозная или гендерная чувствительность, будь то художественная вседозволенность. И то, что все эти проблемы чувствуются сейчас довольно остро, лишь доказывает, что проект получается отличный.

- Чего вы ждете от "Манифесты" в канун ее открытия?

- Россия сейчас находится на периферии современного искусства. Сделано много проб, совершены некоторые ошибки... При этом Россия, как это часто бывает, стоит у самых истоков этого феномена: в лице Малевича и русских авангардистов. Россия – это страна с огромными возможностями, которые используются не полностью: это и финансовые ресурсы, и человеческие, и политические. А современное искусство является тем общественным двигателем, который может влиять на очень многие вещи. Я надеюсь, что "Манифеста" станет примером разговора о современном искусстве, которое позволит нашему современному обществу увидеть себя с другой стороны, осознать себя более объемно, в нескольких плоскостях. Ну а если все сводилось бы к какой-то провокации и ее запрету – это был бы очень скучный подростковый проект не эрмитажного уровня.