Историческое прошлое как психологическая реальность
Гитлер в пьесе Дьёрдя Табори "Майн Кампф".
Может ли музыка помочь понять историю? Немецкие студенты в Кембридже поставили спектакль по историческому фарсу Табори.
"Шутка – это спасательный круг, не бегство от реальности, а сама реальность. Когда рассказывают даже о самых страшных жизненных испытаниях, если всё это уже позади, то над этим нужно уметь смеяться",- так считает Джордж Табори, или Дьёрдь Табори, как его звали бы, если бы не было нацизма, если бы семья оставалась жить в Венгрии, если бы не Гитлер.
Дьёрдь (Джордж) Табори родился в 1914 году в еврейской семье в Будапеште, его отец погиб в концентрационном лагере, а матери удалось спастись самой и спасти сына. Он стал драматургом, актером, режиссером, работал в Англии и Америке. Потерявший семью в нацистском концлагере, он пытается реконструировать историческое прошлое как психологическую реальность и так понять её. Он пишет по-английски, а живёт в Берлине.
Комедия о Гитлере: возможна ли она?
В одно далеко не прекрасное декабрьское утро, может быть, самое холодное утро в истории человечества, молодой человек в тирольском национальном костюме переступил порог мужского общежития госпожи Мершмайерс.
Молодой человек этот - идеалист, любитель искусства и начинающий художник, его зовут Адольф Гитлер. В общежитии он подружился с евреем по имени Шломо Херцл. Новый друг окружает Адольфа едва ли не материнской заботой, снабжает его полезными советами, душевной теплотой и даже национальными австрийскими сладостями - кайзершмарн. "Твоя стезя – политика!" – советует он тирольскому другу, огорченному постигшей его неудачей: Адольф Гитлер не смог сдать вступительный экзамен в художественную академию. Он не заставил себя долго уговаривать. "Я и вправду, совсем не хочу рисовать. Это не более чем тактическая уловка для дураков. Я хочу чего-то совсем другого. Весь мир – вот что мне нужно".
Так начинается комедия Табори "Майн Кампф".
Табори признался, что для него этот фарс – история одной дружбы, можно даже сказать, история любви: самая невероятная, какую только можно себе представить.
Табори:
"...по своей глубинной сущности всякая история вражды – это история любви: Яго и Отелло, Фауст и Мефистофель..."
Хотелось бы сказать, что Табори показывает не исторического Гитлера: иногда кажется, что Гитлер у него – это просто отражение, тень Шломо.
Табори: "Это как сон, где каждый элемент – это мостик, переброшенный от собственного спящего "я". Шломо и Гитлер это две части одного сна, или общее сновидение двух героев".
Понять, как случилось, что одна часть этого общего "я" пробуждается для того, чтобы уничтожить другую, - вот, собственно, цель, которую поставил перед собой и перед своими зрителями Табори.
Слишком много говорилось и говорится – со смертельной серьезностью – об ужасном, бесчеловечном, глобально-злодейском в Гитлере. Табори предлагает опуститься на уровень до-политической, докарьерной жизни будущего фюрера, повседневной жизни венской богемы первой четверти двадцатого века. Кажется, испробованы все пути для объяснения феномена гитлеровского национал-социализма – от теории тоталитаризма Ханны Арендт до марксистского вульгарно-социологического объяснения нацизма как "мелкобуржуазной отрыжки". Остался – у немцев, во всяком случае, - только один, пока что очень мало использованный маршрут: комедия.
В конце февраля 2002 года в Кэмбридже группа немецких студентов и поставила пьесу Джорджа Табори "Майн Кампф" в кембриджском театре Amateur Dramatic Club, существующем с середины 19 века. Вот что рассказал мне инициатор этого проекта и режиссер-постановщик Яша Мунк, студент кембриджского университета – немец, выходец из польско-еврейской семьи, выросший в Карлсруэ. В Англии он изучает историю и социологию.
- В Германии я прочел и увидел пьесу " Mein Kampf" и подумал , что по различным причинам было бы интересно поставить ее в Англии: частично из-за того, что у англичан другое отношение к нашей истории - менее пристрастное или пристрастное по-другому, и конечно, из-за другого, присущего англичанам, чувства юмора. А оно и у Джорджа Табори очень своеобразное. Речь идет о юморе, направленном на, или, лучше сказать, против Холокоста и против Освенцима. Самое интересное это то, что пьеса, написанная на английском языке, совсем по-другому воспринимается в Англии, как и юмор Табори, очень чуждый немцам, по другим причинам чужд также и англичанам. Это наверное странно, что немцы ставят в Англии комедию о Гитлере, да еще под названием "Mein Kampf", и сочиняют к ней музыку. Может быть, это даже нечто выходящее за пределы хорошего вкуса. Наверняка, некоторые англичане подумают, что немцы-де не имеют на это права, хотя сам я ни разу не сталкивался с тем, чтобы кто-нибудь этим возмущался. Важно, чтобы такая тема воспринималась очень серьезно, но одновременно и с некоторой долей юмора. У Гитлера в этой пьесе, конечно, есть задатки и наклонности ужасной личности; с другой стороны, Гитлер, которого мы видим на сцене, это не тот Гитлер из учебника истории, которого мы бы бесспорно осудили и осуждаем. Гитлер в пьесе Табори - это молодой человек со странными идеями, в которых только угадываются его антисемитизм и вообще бесчеловечность. Но этот антисемитизм еще детский, сумасбродный и почти трогателен в своем сумасшествии. Вследствие этого история открывается в другом свете, без умаления зла, олицетворяемого Гитлером, без умаления зла, совершенного в то время в Германии, и вины немцев перед человечеством. Потому что, если посмотреть на Гитлера с этой точки зрения, более человечной и естественной, мы видим беспомощного и глуповатого субъекта, а не всемогущее чудовище.
Небольшая группа студентов, которая подготовила эту постановку, относится к маленькой немецко-еврейской общине в Кэмбридже. Как вы себя чувствуете и как вы себя идентифицируете в этой среде? Немецкий язык связывает вас или отделяет вас от других?
Конечно, человек зависит от своего языка. Я ощущаю себя немцем, потому что я говорю и думаю по-немецки (в настоящий момент, находясь в Англии, я говорю и думаю по-английски, но всё равно это нечто другое, чем выражаться на родном языке). Я также считаю, что все живущие в Кембридже немцы чувствуют себя не только немцами, но и европейцами. И в этом нет никакого противоречия. Несмотря на то, что разница между аглийской и немецкой культурами очень велика, все-таки существует в каком-то смысле единая европейская культура, складывающаяся из культурных различий и противоречий. Исходя из этого, я чувстую себя и немцем, и не только немцем, считая себя космополитом и европейцем. Я бы называл себя даже гражданином мира, не пугаясь этого устаревшего и износившегося понятия. Хотя конечно европейская культура обладает присущей только ей спецификой. Да, конечно, в определенной степени связь между немецкими студентами сильнее, чем их узы с английскими однокашниками. В Кембридже существуют различные сообщества, societies: французское, итальянское и русское. Немецкая община менее активна, чем другие. Когда я туда пришел, я обнаружил там одних только боязливо смотревших на меня студентов-англичан. Видимо они были удивлены в первую очередь тому, что пришел "настоящий" немец, и они могут, наконец, поупражняться в немецкой речи. Если немцы встречаются друг с другом в свое свободное время, значит они либо они уже были знакомы раньше, либо их связывает так называемое Общество новых идей, New Opinion Society. И я считаю, что это многое говорит и о современной немецкой культуре, и о немецкой идентификации, и это хорошо. Я рад, когда встречаю немцев и нахожу с ними общий язык, но я не вижу необходимости ограничиваться только общением с соотечественниками, петь немецкие песни на Рождество или есть рождественский пирог. Я думаю, что немецкая культура сегодня более дальновидная и открытая, потому что немцы осознают свое прошлое. Между ними существует и сегодня тесная связь и она прочнее, чем традиционный национализм, рожденный общей культурой. То, что их сплачивает, это, действительно, только общее сознание, общий язык и общая родина.
Гитлер стал олицетворением зла в высшей мере, но именно это и делает его недоступным для любых обсуждений
Автор музыки к спектаклю по пьесе Табори, поставленному Яшей Мунком, тоже студентка из Германии Д. Гринблат, изучающая в Кембридже историю политической мысли, так объясняет свой подход к этой теме.
Я люблю рассказывать анекдоты о разных людях, но я согласна, что есть существенная разница между шутками в кругу друзей и постановкой пьесы политического характера. Даже если исходить из того, что поэзия о Холокосте невозможна, вопрос о том, в самом ли деле нельзя написать комедии о Гитлере, остается открытым.
- История комедий о Гитлере насчитывает не одно десятилетие: начиная с сороковых годов "Быть или не быть" Эрнста Людвига или...
- Ну, да, "Великий диктатор" Чаплина, потом в 70-х годах: особенно популярные в Англии серии скетчей о Гитлере, например, постановки известного комика Монти Пайтона. И вплоть до 90-х годов с романтической комедией Роберто Бенини "Жизнь прекрасна". Хотя последнее произведение, в принципе, вовсе не является комедией. Все остальные фильмы имеют одно общее: они изображают Гитлера карикатурно, как традиционного достойного осмеяния врага, и этим обосновывают его сценическое существование.
- А что вы скажете о комедии про Гитлера, которая описывает его характер?
- В этом именно и сильная сторона пьесы Табори "Mein Kampf". Он изображает Гитлера с его человеческими слабостями и недостатками. Он не смог поступить в Венскую академию искусств, он смешон и отвратителен в своей беспомощности. Он – антисемит, такой же, как всякий другой, и в то же время он не имеет никакого понятия о сексе. У него низменный и рабский характер, а иногда он кажется просто избалованным ребенком. Несмотря на это, его в спектакле никогда не называют по имени, он остается просто Гитлером. Его встречи с венскими евреями лишены какой бы то ни было политической остроты. Трудно сказать, позволяет ли музыка проникнуть за вдвойне непреодолимую черту: мы должны мысленно отказаться от взгляда на Гитлера только как на символ. Мы должны представить себе происходящее в сознании будущего злодея, услышать звучавшую в его голове музыку. И, может быть, тогда – понять, на какой ноте он завоевывал массы людей. Я подумала, что сложность и разносторонность восприятия этой темы все-таки можно передать в музыке. И, не считая моих собственных, так сказать, нейтральных музыкальных сюжетов, я использовала отрывки из известных музыкальных произведений. Так, песня Шуберта "Шарманщик" сочетается с лейтмотивом из фильма "Список Шиндлера", звучащим во время гибели варшавского гетто. А отрывок из "Песни вечерней звезды" Вагнера сопровождается мелодией из "Интернационала", записанной, кстати, веймарской капеллой в двадцатых годах.
Эта амальгама из столь непохожих сочинений позволяет показать, как современная публика воспринимает эту пьесу. Трагический сюжет сочетается с развлекательным. За счет этого мы понимаем, из какого контекста вырастает современная культура. И это показывает, насколько на самом деле сложно наше восприятие Гитлера. Итак, имеет ли Гитлер Табори право на существование?
Д. Гринблат:
Я считаю, что да. Наверняка все бы согласились со мной в том, что было бы лучше, если бы Гитлер не существовал вовсе, но с фактом его исторического существования приходится смириться, и поэтому было бы разумнее говорить о нем именно как о самом обыкновенном человеке. Например, я считаю, что было большой ошибкой и даже нелепостью законодательно запрещать распространение главной книги Гитлера "Mein Kampf". Гитлер стал олицетворением зла в высшей мере, но именно это и делает его недоступным для любых обсуждений. Любая комедия о Гитлере, если она хочет остаться в рамках политической корректности, должна быть написана из вполне определенной перспективы – из перспективы гуманистического и социально-ответственного общества, общества, которое пережило Холокост, общества, о котором можно было бы сказать, что оно – лучшее из возможных в мире, хотя такого, конечно, не существует. И это, бесспорно, очень сложная задача, но я думаю, что Табори с ней справился. И его провоцирующий взгляд на эту вещь должен заставить нас еще и еще думать на эту тему.
Нельзя прятать голову в песок или отрываться от реальности в заоблачные теории. Носитель очень большого зла был когда-то всего лишь распустившимся маленьким человеком, брошенным на произвол судьбы в океан широких народных масс. Таким, как неудачник Адольф Гитлер, не принятый в Венскую художественную академию, как когда-то говорили, в тысяча девятьсот мохнатом году. Впрочем, этот маленький человек и после пьесы Табори остается неразрешимой загадкой.