Керстин Хольм: О Путине и воинственной мягкотелости русских мужчин

В течение долгих лет репортажи и аналитические статьи Керстин Хольм (Kerstin Holm), исколесившей в качестве корреспондента отдела культуры своей газеты весь бывший Советский Союз, были для немецкого читателя источниками информации о жизни России за пределами чисто политических и экономических проблем. С 1 сентября Керстин Хольм снова работает во франкфуртской редакции, но интереса к России не утратила.

DW: Госпожа Хольм, за пять месяцев, прошедших с момента вашего возвращения в Германию, во Frankfurter Allgemeine было опубликовано 43 ваших текста. Из них лишь четыре не связаны с Россией или Украиной. Впечатляет и тематический разброс: от разгона Академии наук до творчества композиторов Александра Кнайфеля и Фараджа Караева, от скандалов в православной церкви до портрета "украинской львицы" Юлии Тимошенко. Похоже, что вы остаетесь "специалисткой по России"?

Керстин Хольм: Я стараюсь. Прозвище "понимающая Россию" (Russlandversteherin) закрепилось за мной еще в те годы, когда я работала в Москве, с легкой руки коллег из политического отдела нашей редакции. По той причине, что я испытывала до странности глубокую симпатию к этой стране. Но именно сейчас, когда Россия и Европа, к сожалению, все больше отдаляются друг от друга, а интерес и симпатия к России тают на глазах, я изо всех сил стараюсь отслеживать наиболее важные события, происходящие в России, и обеспечивать их освещение.

- Вы упомянули снижение интереса и симпатии к России. Что вы наблюдаете в своем кругу: среди читателей, друзей, коллег по редакции? Как изменилось (и изменилось ли) их отношение к России за последние месяцы и недели?

- Крымский кризис спровоцировал очередной виток отчуждения. Я наблюдаю большую симпатию к Украине и укоризненное качание головой в адрес русских: "Как они могут! Что это за военщина!" В таких ситуациях я часто говорю, что могу понять Путина. Если бы в ситуации вакуума власти на Украине и полной политической неразберихи в Киеве возникла реальная угроза для действительно стратегически важных баз Черноморского флота, это имело бы абсолютно катастрофические последствия для России и ее влияния в этом регионе. Я полагаю, что Путин не мог поступить иначе. В личной беседе со мной многие соглашаются с этим аргументом. Американцы ведь тоже совершенно безапелляционно отстаивают свои интересы в подобных случаях.

Что касается нашей газеты, Frankfurter Allgemeine, то мы только что опубликовали большое интервью с Герхардом Шредером (Gerhard Schröder), в котором бывший канцлер также косвенно защищает Путина. Он соглашается с тем, что происходящее в Крыму является нарушением международного права, но напоминает о том, что и вмешательство Германии в югославский конфликт было таким нарушением. И именно это вмешательство привело к глубокому недоверию России к Западу.

- Вы много путешествовали по Южной России, Украине и Крыму. Каково ваше личное восприятие происходящего там?

- Ситуация невероятно сложная и опасная. Я лично надеюсь на победу сил, стоящих за деэскалацию конфликта, я надеюсь на разум, причем как Путина, так и европейцев. Я полагаю, что некоторое время будет существовать полулегальное образование под называнием Крым, как это было с Косово. Это будет некий русский протекторат, который, конечно, никто не будет признавать. Но главное, чтобы там не было военных действий.

- Вернемся к вашим отношениям с Россией. Пожалуй, самый популярный и широко обсуждаемый текст из написанных вами уже в Германии – "Моя немецкая осень". Его русский перевод был опубликован сайтом colta.ru и вызвал шквал противоречивых реакций, тон большинства из которых был явно продиктован ущемленным чувством национальной гордости. Были ли для вас эти реакции неожиданными? Почувствовали вы себя непонятой?

- Быть непонятым – нормальное состояние пишущего человека, об этом говорил, кажется, еще Лев Толстой. Но этот текст был написан, конечно, для немецкого читателя, и написан очень спонтанно. Я только что вернулась в редакцию, и коллеги предложили: "Ой, а не напишите ли вы что-нибудь о том, как вы себя чувствуете после 22 лет отсутствия?" И я написала. Я рада, что текст был опубликован и по-русски, мне была интересна реакция русской аудитории. Проблема мне известна давно: сами русские очень критично отзываются о своей стране, но стоит то же самое сказать иностранцу - жди беды!

Когда пишешь о России, находишься в сложной ситуации: невозможно не указывать на многочисленные существующие проблемы. Если пишешь честно, то получается много неоптимистичного и даже трагического, что воспринимается в России как проявление антипатии. Впрочем, один мой немецкий друг, большой русофил, сказал мне, прочитав этот текст: "Керстин, это же давшееся большими трудами объяснение в любви к России!" Эта формулировка показалась мне очень симпатичной. Я очень большой русофил. И я хочу быть честной. Мне кажется, что распространять пропагандистский ура-оптимизм просто недостойно.

- На волне дискуссии о "Немецкой осени" вы написали еще один текст, на сей раз - о своей стране: "Германия – коровник?" В нем вы снова сравниваете ощущение жизни в России и Германии. Вы противопоставляете ремесленное совершенство немцев, тесно связанное с высокой культурой ("Без Брамса не бывает BMW"), "продуктивному голоду", обеспечивающему прогресс русской культуры. Но разве этот "продуктивный голод" - не источник любого искусства, не только русского, но и немецкого, американского, любого?

- Конечно. Именно поэтому меня беспокоит, что наша демократия превратилась в этакую сверхчувствительную мимозу: каждое меньшинство заботливо опекается, стоит появиться тени подозрения, что какое-то инакомыслие притесняется, разражается шквал негодования. Поэтому я выбрала в отношении Германии образ коровника: очень защищенного, но очень ограниченного пространства. В России же у тебя есть чувство причастности к космосу, проблемы всего мира даны тебе в реальном ощущении. Это более трагическое, но и более всеобъемлющее мироощущение. Иногда мне кажется, что у нас, в Германии, это измерение жизни исчезает, горизонта не видно.

- Упомяну еще один ваш текст: "Записки из "мамского" общества" (Aufzeichnungen aus der Mamа-Gesellschaft). Как написал один русский (но читающий по-немецки) комментатор, "будем надеяться, что никто не переведет этот текст, иначе будет еще тот скандал". Вы анализируете (на мой взгляд, весьма точно) типаж русского мужчины, в котором готовность к игре мышцами и агрессивность зачастую сочетаются с инфантильностью, мягкотелостью, социальной незрелостью. После весьма остроумного анализа причин и следствий этого явления, вы парадоксальным образом заявляете, что в результате "не можете представить себе близких отношений с немецкими мужчинами", несмотря на их мужественный экстерьер и социальную корректность. Что случилось?

- Ну, это вещи очень личные. Мне кажется, я люблю Россию и русских мужчин именно за то, что эта любовь такая сложная. В Германии мужчины и женщины ближе друг к другу, они слишком близки. Настолько, что их отношения начинают напоминать отношения братьев и сестер.

В России же мужчины – совершенно иные существа, их невозможно понять, у тебя ощущение, что перед тобой - другая часть планеты, темная сторона луны. Это бесконечно загадочно, в них есть нечто, что никогда не будет дано тебе. Впрочем, мой текст начинается с другого признания: когда я только что приехала в Россию, я как раз не могла себе представить близких отношений с русскими мужчинами. В жизни всегда происходит то, чего меньше всего ожидаешь.

- Вы – автор трех книг о России ("Коррумпированная империя", "Рубенс в Сибири" и "Власть и музы Москвы"). Кто написал три книги, думает о четвертой…

- Это так. Сейчас я работаю над книгой, в которой хочу проанализировать отношения российских интеллектуалов к различным западным странам. Почему одним ближе Германия, другим – Америка, а третьим – Франция. Меня интересует вопрос, почему кто-то решается на эмиграцию, а кто-то как раз отказывается от этого пути.

- Подводя итог: что позитивного в вашем возвращении из Москвы в Германию?

- О, во-первых – абсолютно фантастическая возможность окунуться в потрясающе богатую культурную жизнь Германии. Во-вторых, мне интересно наблюдать за изменениями, которые произошли в этой стране за те 22 года, пока меня здесь не было, изменениями как чисто технологическими, так и социальными. Наконец, это невероятно комфортные условия работы.

Чисто практически вещи, которые сопряжены в России с огромным количеством усилий и преодолений, здесь не стоят никакого труда, они происходят автоматически.

- Чего вам не хватает здесь из российских ощущений?

- Ощущения хаоса. Ощущения космического бытия, которое пульсирует у тебя под ногами.