Российскому историку грозят четыре года тюрьмы

В начале ноября уголовное дело в отношении профессора Поморского государственного университета (ПГУ) Михаила Супруна и начальника информационного центра УВД Архангельской области Александра Дударева было передано из областной прокураты на более высокий уровень - в следственный отдел прокуратуры по Северо-Западному федеральному округу.

Передачу дела из Архангельска в Санкт-Петербург объяснили "спецификой материалов" и тем, что оно вызвало слишком большой общественный резонанс, в том числе на международном уровне. После этого в СМИ появилась информация, что 13 декабря Супруну и Дудареву, уже три месяца имеющим статус подозреваемых, предъявят официальное обвинение и дело будет передано в суд. Однако этого не произошло.

Михаил Супрун не скрывает, что за три с лишним месяца очень устал от этой истории. Допросы студентов и преподавателей кафедры отечественной истории ПГУ, которую он возглавляет, изъятие рабочего и домашнего компьютеров с большим количеством исследовательского материала, опасения, что ему могут "что-нибудь подбросить" держат профессора в постоянном напряжении. Все это время Супрун не давал интервью, до конца ноября он находился под действием подписки о неразглашении тайны следствия.

Несколько дней назад подписку с него сняли. У историка появилась возможность высказать свое мнение по этому делу, которое началось 13 сентября с задержания Супруна, его аспирантки Надежды Шалыгиной и полковника Александра Дударева. Впоследствии обвинения с аспирантки были сняты. Полковника Дударева объявили подозреваемым в превышении должностных полномочий - за то, что пустил исследователей в архив УВД и позволил снимать копии с дел немцев-спецпереселенцев. А Супрун стал подозреваемым в нарушении неприкосновенности частной жизни и в подстрекательстве должностного лица к превышению полномочий.

За "незаконный сбор сведений о частной жизни лица, составляющего его личную, семейную тайну" профессору Михаилу Супруну грозит четыре месяца тюрьмы или штраф в 200 тысяч рублей. Если следователи докажут "подстрекательство должностного лица", то есть Александра Дударева, то работа по составлению Книги памяти репрессированных немцев может обернуться для ученого четырьмя годами тюрьмы.

Deutsche Welle: Договор на создание "Книги памяти", как утверждают некоторые источники, был составлен с нарушениями?

Михаил Супрун: Не думаю. Все юридические тонкости были учтены. Первый договор о сотрудничестве в научной области между ныне покойным ректором ПГУ Владимиром Булатовым и тогдашним и.о. начальника УВД был заключен в январе 2007 года. В соответствии с ним студенты и преподаватели исторического факультета имели право работать в архиве УВД. Сотрудники милиции не раз сами просили нас помочь в составлении книг памяти, посвященных грекам, полякам, раскулаченным гражданам СССР, высланным на Север.

На основе этого договора весной 2007 года было составлено соглашение о подготовке Книги памяти репрессированных российских немцев, инициированное Российско-немецким домом (РНД) Архангельска. Его подписали представители германского Красного Креста, ректор ПГУ Владимир Булатов и начальник информационного центра УВД по Архангельской области Александр Дударев.

- Договор изначально предусматривал передачу в Германию сведений о репрессированных российских немцах и немцах-военнопленных?

- Конечно, немецкий Красный Крест и родственники репрессированных крайне заинтересованы в поиске этих людей. На первом этапе проекта мы должны были создать биограммы репрессированных. К биограмме прикладывались две страницы анкеты с персональными данными и последняя страница личного дела с информацией об амнистии.

Эти данные мы вводили в программу, которая дает возможность обобщить информацию для аналитических материалов. По результатам работы мы готовились провести несколько семинаров и конференций, напечатать сборники статей. И только на последнем этапе проекта предполагалось создание Книги памяти. Мы успели передать в Германию две тысячи биограмм. Оставшиеся шесть тысяч вместе с компьютерами изъяли следователи прокуратуры.

- Вы не раз заявляли о парадоксальности этого уголовного дела. Но некоторые юристы утверждают, что формально вы не правы, нужно было получить разрешение у потомков людей, информацию о которых вы собирались опубликовать...

- Оцените парадоксальность ситуации! Закон не дает определения личной и семейной тайны. А если ее трактовать так, как толкует следствие по моему делу, то надо привлекать к ответственности всех историков и журналистов за сбор материалов при составлении энциклопедий, биографических словарей. Та информация, которую мы собирали, не может быть расценена как личная, частная или семейная тайна.

- Раз дело могло быть решено в частном порядке, почему тогда такой резонанс, как вы думаете?

- Я не знаю, за что они зацепились. Могу предположить, что это связано с моей научной и общественной деятельностью. Я пишу то, что думаю. Если я поставлю себе цензурные барьеры, мне будет стыдно за то, что написал. В 1999 году я вывез из США уникальные документы: дневник Молотова, записи бесед Молотова и Гитлера, ежегодные отчеты Андропова Брежневу, документы о базировании немецких подлодок в Мурманске… По одной из тем я опубликовал аналитическую статью в Норвегии в 2002 году. Остальные документы я не печатал, но информация, видно, просочилась, куда надо.

- Документы были вывезены и опубликованы почти 10 лет назад. Почему некая реакция на этот факт появилась только сейчас?

- Возможно, повлияло создание комиссии "по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России". Может быть, то, что прозвучало как сигнал от президента, в некоторых российских регионах восприняли как руководство к действию. Могла повлиять и моя общественная деятельность. В прошлом году я баллотировался в ректоры ПГУ. Хотелось воспользоваться возможностью озвучить свое мнение о необходимости перестройки вуза в соответствии с мировыми стандартами.

Мне есть, что сказать. То, что я предлагал сделать в университете еще 10 лет назад, начинают воплощать только сейчас. К примеру, на Западе научные изыскания на 70-80 процентов финансируются за счет грантов. В Архангельске же с этим пока не научились работать. Недавно мы с одним из депутатов Государственной думы решили продвигать федеральный закон о грантовом принципе финансирования науки.

- Михаил Николаевич, вы не думаете после окончания уголовного преследования уехать на Запад?

- Я не хочу уезжать из Архангельска. Мне предлагали работать в Санкт-Петербургском государственном университете, в Академии наук, в вузах Европы и США. Но от столичных университетов я отказался осознанно. Там меньше свободы творчества. В Архангельске я чувствую себя свободнее, могу собирать международные форумы, публиковать то, что считаю нужным. Вернее, чувствовал и мог…

Автор: Ирина Корнева, Архангельск
Редактор: Вадим Шаталин