Мой дедушка, актер и режиссер Константин Владимирович Эггерт, провел 10 лет в ГУЛАГе. Он выжил, потому что по приказу начальника лагеря участвовал в самодеятельной театральной труппе. Он даже подбирал в нее актеров из числа заключенных.
"Свои" и "чужие" родные
Советской тирании недостаточно было гробить на лесоповале тех, кого она не расстреляла. Ей нужно было делать вид, что она способна "перевоспитать" человека и заставить его полюбить систему, которая искалечила навсегда его жизнь. Этому и служила лагерная самодеятельность. Вдобавок артисты, художники, поэты скрашивали жизнь энкавэдэшников - развлекали их спектаклями, писали портреты, слагали хвалебные оды к дням рождения.
Один из подобранных дедушкой актеров-любителей, московский таксист по имени Михаил Иванович, дожил до 2004 года. Он всегда говорил мне, что выжил благодаря Константину Владимировичу: "Я бы просто умер от целого букета болезней, а актеров кормили лучше. Таланта у меня никакого не было. Он меня просто пожалел". Жизнь Константина Владимировича далеко не была житием святого, но одну спасенную чужую жизнь он мог, что называется, записать себе в актив.
Другой мой родственник, брат бабушки Андрей Карлович Галлинг, был штабс-капитаном царской армии, но перешел на сторону красных и дослужился до звания комбрига. Его взяли по "делу Тухачевского" в 1937-м и расстреляли в 1938-м. Я не могу думать о своем двоюродном дедушке иначе, как о человеке, предавшем присягу и сделавшем карьеру на службе зла. Трудно представить себе, что испытал Андрей Карлович, когда вчерашние "свои" пытали его так же, как и тех, от кого он когда-то отказался и назвал "чужими". Не пожалел ли он об измене и о том, что не погиб в бою под белым знаменем где-нибудь на Перекопском перешейке?
Солженицын и большевики
Я всегда размышляю о судьбе моей семьи 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий. В этом году из-за пандемии COVID-19 в большинстве городов России его впервые отмечают в режиме онлайн. Зато - тоже впервые - памятные мероприятия провели в Париже и Берлине. Все началось в 1974 году, когда диссиденты в СССР впервые неформально отметили "день политзаключенного". С 1991 года он стоит в официальном календаре памятных дат.
Название День памяти жертв политический репрессий кажется мне (и не только мне) абстрактным, если не сказать лицемерным. Нынешняя название - дань постперестроечному компромиссу, когда дети и внуки белых и красных должны были договориться о том, как отмежеваться от советского наследия, одновременно никого не обидев. Из той же серии - добавление к слову "репрессии" слова "сталинские". Как будто до Сталина режим был менее бесчеловечным!
Очень многие в России солидаризируются с позицией Александра Солженицына, который без всякой симпатии писал о так называемых "старых большевиках", ставших жертвой системы, которую с таким энтузиазмом сами строили. С этой точки зрения, мой дедушка сочувствия заслуживает, а двоюродный дедушка - нет. Другая точка зрения основывается на правовом сознании - каким бы ни был монстром человек, он все равно не заслуживает ареста по навету и бессудной казни по сфабрикованному приговору в заплеванном, залитом кровью подвале.
Метод для Путина
Непримиренность этих точек зрения - одна из нескольких причин того, что российское общество остается раздробленным, атомизированным, неспособным осознать свою гражданскую и человеческую общность. Власти этим охотно пользуются в своих политических интересах. Когда нужно, Владимир Путин открывает монумент тем самым безликим "жертвам репрессий". А когда нужно - обращается к условному "Уралвагонзаводу" с призывом приструнить "так называемую оппозицию" - читай, всяких очкариков с университетскими дипломами, которые просиживают штаны в "Кофемании" и смущают "рабочий народ".
Или когда аж три министерства тем аргументируют свой отказ выполнить решение Конституционного суда и без очереди предоставить жилье несчастным больным старикам - детям ссыльных, что это "ущемит" права стоящих в очереди на квартиру ветеранов войны и труда. То есть ветеран в неформальной табели о рангах стоит выше узника ГУЛАГа или ребенка спецпереселенца.
Эта игра на чувствах потомков условных "красных" и их натравливание на потомков условных "белых" до сих пор работает, потому что гражданская война в России закончилась не до конца, по крайней мере среди политически активной и думающей части общества. Коллективному Кремлю ее окончание невыгодно. Не только из-за того, что значительная часть высших чинов нынешнего режима - выходцы из КГБ, сохранившие привязанность к портрету Дзержинского и мифам про свою избранность. Но прежде всего потому, что разъединенным обществом проще управлять.
Новая, ответственная и демократическая российская власть должна способствовать примирению, но на основе правды. Здесь я должен был бы написать: "Пусть 30 октября сделают Днем памяти жертв коммунистического террора". Как бы мне ни хотелось этого, главное другое - полностью открыть все архивы, прежде всего ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. Только тогда общество увидит полную картину своего двадцатого века и назовет все вещи своими именами. Только тогда у нас появится шанс искренне примириться. И только тогда можно будет обсуждать, что делать с мавзолеем, некрополем на Красной площади и как переименовывать памятный день 30 октября.
А свой личный гражданский мир я заключил давно - молюсь и о Константине Владимировиче, и об Андрее Карловиче.
Автор: Константин Эггерт - российский журналист, автор еженедельной колонки на DW и интервью-проекта DW "вТРЕНДde". Константин Эггерт в Facebook: Константин Эггерт, в Telegram: Oberleutnant_Eggert
Этот комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также: