Оксана Колб: "Возня оппозиции подбешивает, и очень сильно"

В середине июня редактор белорусской газеты "Новы час" Оксана Колб получила 2,5 года "химии" за участие в воскресном марше в августе 2020 года. Ее освободили прямо в зале суда, коллеги радовались, что хотя бы на время она будет на свободе, прежде чем поедет отбывать назначенный срок. Колб говорила, что не собирается покидать Беларусь, и что если нужно поехать в колхоз и "крутить хвосты коровам", она будет делать и это. Но выяснилось, что силовики на этом не остановятся: ей грозило новое обвинение по статье "Распространение экстремистских материалов". В итоге Оксана Колб приняла решение покинуть Беларусь. 

В интервью DW главред "Новага часу" рассказала о времени в СИЗО, о том, как политзаключенные восприняли новость о войне в Украине, чувствуют ли они себя забытыми, и что она думает о распрях оппозиции, пока за решеткой находится 1262 политзаключенных.

DW: В одном из интервью вы сказали, что время, проведенное в СИЗО, было полезным. Что вам это дало?

Оксана Колб: Я смогла на некоторое время переключиться и не следить за ужасными новостями, которые успела застать, - войной в Украине, событиями в Ирпени и Буче. Очень сложно каждый день отслеживать повестку и сохранять при этом здравый рассудок. Кроме того, за решеткой ты по-другому смотришь на людей, там такой срез общества, очень полезно для журналиста. И по-другому видишь себя в критической ситуации. Хотя все относительно. Если посмотреть, в каком состоянии были люди в Буче и мы в СИЗО, - это просто несравнимо. 

- Знают ли политзаключенные о войне в Украине и как воспринимают эти новости? 

- Сейчас большинство в камерах - политзаключенные, у нас из восьми человек шестеро проходили по политическим статьям, в других камерах ситуация, может быть, другая, но в среднем 40-50% - это политические. О войне в Украине люди знают. Информации не хватает, но кое-что даже в письмах просачивается. Вот меня арестовали, я пришла и рассказала все новости. Можно даже из государственной прессы, которую приносят в СИЗО, что-то узнать. Правда, как и в советские времена, такие газеты нужно читать наоборот. 

Политзалюченные, конечно, переживают за Украину. Те, кто попал в тюрьму до 24 февраля и не знают, как разворачивались события, были шокированы, когда я рассказывала, как убивали людей в украинских городах. Многие связывают надежды на освобождение с ситуацией в Украине. Это не рациональные представления, просто людям нужно во что-то верить, когда информация поступает в усеченном виде, невозможно трезво проанализировать ситуацию.

- В каком моральном состоянии политзаключенные? Ведь с начала протестов прошло уже два года, а ситуация не улучшается.

- Состояние разное. Зависит от того, как люди пришли к 2020 году и как видели будущее Беларуси. Например, редакторы Ирина Левшина (Белапан), Ирина Славникова (Белсат) и Марина Золотова (tut.by) в нормальном моральном состоянии, они понимают, почему страна проходит такие испытания, ради чего они пожертвовали своей свободой. Кто осознанно поддерживал протесты, держится лучше. А кто воспринимал 2020 год как карнавал, тяжелее переживает заточение. Думаю, многие из них, когда выйдут на свободу, будут сидеть как мыши, чтобы не попасть снова за решетку. Еще многое зависит от психологического состояния, от того, готов ли человек к бытовым трудностям. Думаю, в тюрьме тяжелее интровертам, потому что ты все время находишься с разными людьми, не всегда для тебя приятными, очень сложно побыть наедине с собой. Для меня это не было проблемой, я люблю людей и общение. 

- Когда вас отпустили из суда, вы говорили, что вы неприхотливый человек, бытовые проблемы вас не пугали…

- Камера в СИЗО на Володарского была четыре на четыре метра, но с довольно высоким потолком. Да, она была страшненькая: угол был в плесени, пол разрушен, стены ободраны, но это такая мелочь, на которую не обращаешь внимание. Главное, что, когда я вошла в камеру, - увидела искренние и светлые лица людей, которые сразу начали меня расспрашивать, что случилось, и предложили помощь. Когда прибываешь из изолятора на Окрестина, до первой передачи у тебя ничего нет. И мне сразу дали запасную зубную щетку, пасту и даже сменные трусы.

Атмосфера очень теплая, бытовые проблемы меня почти не беспокоили. Все можно решить - воду нагреть кипятильником, а горячую металлическую кружку, которую в руки взять невозможно, остудить в холодной воде, чай при этом останется теплым. Но мне было проще, потому что я многое видела в жизни, когда 17 лет жила в общежитиях, в некоторых из них туалеты были даже хуже, чем в тюремных отстойниках. В еде я тоже неприхотливая. Ну и на Володарке, я считаю, неплохо кормят, - и мясо дают, и рыбу. Конечно, не хватает витаминов - овощи, фрукты есть только у тех, кому их приносят в передачах. Но в целом там с голоду не умрешь. 

- Каким было отношение сотрудников? 

- Я стараюсь с любым человеком найти общий язык и не начинать общение с конфликта, поэтому лично у меня не было особых проблем. Конечно, это ненормально, когда мы воспринимаем как благо просто вежливое отношение, или когда тебе на Окрестина выдают туалетную бумагу, которая и так должна быть в камерах. Но за эти два года понятие нормы у нас сильно сместилось. Скажу только, что не считаю продуктивным выстраивание стены ненависти, в конечном итоге это разрушает все вокруг.

- Понятие нормы действительно сместилось. Когда вам дали "химию", многие радовались хотя бы этому. Для вас это было неожиданностью? Есть ли понимание, почему кого-то отправляют в колонию, а кому-то дают более мягкое наказание?

- Сейчас основная "политическая" статья - 342 (участие в несанкционированных акциях, с перекрытием дорог - Ред.). Когда ничего не могут пришить, эту статью точно навесят, потому что многие были на протестных маршах, которые проходили по проезжей части. Обычно есть градация, когда у тебя не так много эпизодов, - до шести, и ты признаешь вину, при этом ты обычный человек, не был связан в прошлом с властью или оппозицией, есть шанс, что тебе дадут "химию". Если ты пенсионер, или имеешь инвалидность, или женщина с несовершеннолетними детьми - "домашнюю химию". Остальным, как правило, дают лишение свободы. 

И я тоже, честно говоря, настраивалась на два года в колонии, особенно когда ознакомилась со своим уголовным делом. К "Новаму часу" пришли с обыском еще в октябре 2021-го, в материалах дела был рапорт сотрудника КГБ. И я понимала, у меня 342-я статья, потому что ничего другого не нашли, по крайней мере пока. Потом я узнала, что дело будет рассматривать судья Карсюк, известный по политическим процессам, так что никаких иллюзий у меня не было. Наказание 2,5 года "химии" было неожиданным, я была рада, что хотя бы несколько месяцев проведу дома, до того, как отправлюсь отбывать наказание.

- Вы действительно собирались ехать на "химию"?

- Собиралась. Я же не уехала из Беларуси в октябре 2021-го, после обыска, и кстати, не жалею об этом. И после приговора я решила: это ваше решение, я ему подчинюсь. Знакомые спрашивали: "Ты что, поедешь в колхоз коровам хвосты крутить?", и я отвечала, что поеду, может быть, хотя бы коровам будет хорошо, потому что я бы и там работала на совесть.

Но не знаю, то ли в КГБ, то ли в другом органе, посчитали, что 2,5 года "химии" для меня недостаточно. Уже в июле на меня завели административное дело за распространение экстремистских материалов - нашли в соцсетях старый ролик телеканала, который суд признал запрещенным. За это мне дали 13 суток ареста. Также я узнала, что меня снова разыскивают из Центрального аппарата Следственного комитета. И я поняла, что они не отстанут. Под натиском родных, буквально за 10 часов с момента, когда об этом подумала, я покинула страну, это было очень сложным решением.

- Вы историк по образованию. Как смотрите на то, что сейчас происходит в Беларуси, и какую перспективу видите?

- Только то, что я историк, меня и спасает. Я уверена, что все будет хорошо, потому что такие режимы имеют определенные циклы существования. За несколько столетий ничего не изменилось, все диктаторы действуют по одной схеме. И то, что происходит сейчас в нашей стране, было предсказуемым. 

Маховик репрессий будет и дальше раскручиваться, так власть пытается самосохраниться. По нашим подсчетам внутри СИЗО, около 30 человек в неделю хватают по политическим мотивам и бросают за решетку. Это цифра по всей стране, в Минске, конечно, задержаний больше, чем в регионах. Я думаю, что под занавес режима Лукашенко может доходить до 100 человек в день, больше вряд ли они смогут растасовать по камерам. Но конец очевиден. Когда он настанет, вопрос. В свое время ни один аналитик не мог точно сказать, когда развалится Советский Союз. То, что он развалится, уже было очевидным, но когда? Для всех было сюрпризом то, что произошло в 1991 году. 

- У вас нет ощущения, что мы находимся в тупике? Ни по одному пункту, который народ выдвигал власти после 9 августа, нет продвижения. Наоборот, ситуация резко ухудшилась. 

- У меня нет ощущения, что мы в тупике. Мы переживаем закономерные процессы. Было бы странным ожидать, что можно быстро решить проблемы, которые назревали в Беларуси 28 лет. Действующая власть усиливалась, начиная с 1995 года, в 1996-м был поворотный момент. Недальновидно думать, что это может быстро закончиться. У людей есть растерянность, страх, потому что здесь ничего хорошего не будет, зачем все эти страдания. Но если посмотреть на ситуацию как на исторический процесс, то все закономерно. 

- Еще недавно вопрос освобождения политзаключенных был самым главным. Сегодня в оппозиции все больше споров о переделе сфер влияния. Как эта возня выглядит для вас, бывшей политзаключенной?

- В общем это подбешивает, и очень сильно. Хочется сказать: давайте я куплю вам билет, вы вернетесь в Беларусь и посмотрите, что там происходит. Я понимаю, нужно думать о будущем, но для этого не надо собирать конференции и ругаться друг с другом, а тем более, делить шкуру неубитого медведя. У людей в Беларуси такое отчаяние от того, что политики не понимают, что происходит в стране. Я когда слышу про обращения к силовикам, создание какой-то армии, хочется смеяться и плакать одновременно. Конечно, не все силовики поддерживают то, что происходит, но это не значит, что они будут занимать чью-то сторону. 

- Есть ли у политзаключенных чувство, что они забыты и никому не нужны, кроме своей семьи?

- В принципе нет, хотя чувствуется, что меньше людей может помогать с учетом обстановки в Беларуси. Письма в основном передают только от родных, думаю, администрация СИЗО это специально делает, чтобы как раз показать, что о человеке забыли, что зря он во все это ввязался. Но я чувствовала большую поддержку. Помню, мне прислала бандероль наша читательница, а там конфеты, и по запаху слышно, что они лежали в серванте, то есть она для кого-то их купила, хранила, а потом решила отправить мне, - и такие мелочи очень ценные.

Может быть, если бы мне передали все письма, которые мне отправляли неравнодушные люди, я бы каждый день плакала от благодарности. После того, как меня освободили, я постаралась со всеми связаться, кто меня поддерживал, и поблагодарить. А еще я встречалась с родными девочек, с которыми сидела, мне было важно успокоить и поддержать их. Очень жаль, что не смогу прийти на суд к девчонкам. 

- Какие ваши ближайшие планы?

- Мне нужно время, чтобы собраться, все-таки решение покинуть Беларусь было непростым. Я остаюсь в журналистике, "Новы час" продолжает работу, и я думаю, что со временем передам редакторство молодым коллегам. Они хорошо справились, пока я была под стражей. В новой Беларуси я бы хотела делать лофтовую мебель. И я верю, что вернусь домой.

Смотрите также: