Евгения Сотникова: В России надо ставить оперы еще живущих композиторов

"В этой опере есть сопрано и тенор. Но тенор не влюблен в сопрано, и нет баса, который мог бы вмешаться в ситуацию", - так описывает свою оперу "Материя" голландский композитор Луи Андриссен. Партию сопрано в постановке, ставшей одним из главных проектов "Рурской Триеннале" (Ruhrtriennale) нынешнего сезона, исполнила молодая российская певица Евгения Сотникова.

Родилась она в Кургане, училась в Петербургской консерватории, уже шесть лет работает в Германии, из них четыре года - в Баварской национальной опере (два года в оперной студии и два года в труппе). Нет сомнений, что о Евгении Сотниковой мы будем слышать и читать еще не раз. Доказательство тому – восторженные реакции в немецкой печати на ее рурский дебют: "упоительный отроческий тембр", "потрясающе спето", "эфирный, невесомый голос".

DW: Евгения, опера Луи Андриссена "Материя", единственную женскую партию в которой исполняете вы, ставилась до сих пор один раз – 25 лет назад. Критика и публика недоумевают, почему столь яркое и важное сочинение так долго пролежало в "пыльном сундуке". У вас есть объяснение?

Евгения Сотникова: Андриссен – очень значимый композитор, не только в своей родной Голландии, но и вообще в мире. Наверное, так случается с некоторыми произведениями: они ждут своего времени. У каждого произведения – своя судьба. Для меня лично это был первый опыт с такой современной музыкой. До сих пор самым современным, что мне пришлось петь, была "Свадебка" Стравинского. Мне кажется, Андриссен очень много чего перенял от Стравинского в музыкальном плане. Очень интересный опыт – работа с Ensemble Modern, одним из важнейших в Германии ансамблей, который специализируется на новой музыке.

- Вы поете на Ruhrtriennale впервые. Что вы слышали об этом – уже легендарном – фестивале заранее и что ощутили "изнутри", работая здесь?

- Я живу уже два года в Мюнхене. Когда я рассказала коллегам и знакомым, что еду на фестиваль "Рурская Триеннале", все были в восторге: "Это очень особое место, там сконцентрировано все новое и радикальное". Фестиваль отличается особой атмосферой: начиная с площадок, которые расположены в таких, можно сказать, музеях индустриальной культуры, как зал в Дуйсбурге, где поставлена "Материя". Когда-то здесь лилась сталь, а теперь "производится" современное искусство. Это здорово!

- Вы родились в Кургане, учились в Питере, лишь после этого приехали в Германию. Как менялась ваша "система координат" здесь, в Западной Европе?

- В консерватории мы занимались почти исключительно классической оперой: Моцарт, Верди, очень много русской оперной классики. А музыкальный мир, конечно, значительно больше и шире. Когда я переехала в Германию, я была поражена, насколько большую роль здесь играет современная музыка: буквально в каждом театре по две-три постановки в сезон – это оперы современных композиторов.

- Что вам лично дает современная музыка? Это какое-то другое ощущение жизни, музыкального времени?

- Границы сознания расширяются. Совсем другое ощущение от музыки. Нельзя зацикливаться только на операх прошлого.

- Ваша партия в "Материи" - это фактически монолог. В его основе – реальный текст, написанный в XIII веке послушницей...

- Я бы даже не назвала "Материю" оперой. Это некое музыкально-театральное действо. Опера подразумевает сюжет, развитие. Здесь же его нет. Моя героиня – послушница, новый человек, еще не вполне придерживающийся монастырских правил. В частности, не было принято рассказывать о своих личных переживаниях. Она же это сделала, причем не просто рассказала, а записала. Получился потрясающий текст, она обладала явным литературным талантом.

Текст поражает своей глубиной. Она попыталась выразить невыразимое, то, что практически невозможно выразить словами – собственный мистический опыт. Она нарушает табу. Я сначала очень переживала: справлюсь я или нет? Но, кажется, справилась! Это очень красивая партия. Учить ее было не очень привычно с моим классическим опытом Моцарта и Римского-Корсакова. Но в процессе репетиций мы вместе с дирижером, Петером Рунделем (Peter Rundel), нашли, как вести каждую фразу.

- Какие у вас ассоциации вызывает партия послушницы? У меня лично возникли ассоциации с "Китежем" и "Парсифалем".

- Нет, музыкальный язык совсем другой. Эта музыка эфемерная с одной стороны и кинематографичная – с другой.

- Нужно ли вокалисту "строить себя заново" для такой партии? Или можно пользоваться прежними техническими наработками?

- Ничего перестраивать не надо. Нужно просто использовать все имеющиеся технические навыки и понять, что хотел сказать композитор. В принципе – как всегда.

- Луи Андриссен был на премьере. Он вам что-то сказал о своих впечатлениях?

- Кажется, он был доволен. Вообще для композитора - большое счастье, когда его опера ставится. Хотелось бы, чтобы и у нас в России больше внимания уделялось композиторам, ныне живущим.