Европейцам остается "подтачивать" режим Лукашенко

Итак, Белоруссия получит весьма сомнительное удовольствие наслаждаться правлением Лукашенко, по крайней мере, до 2011 года, а, может быть, и пожизненно. Никаких сомнений в положительном исходе голосования для Лукашенко не было. С одной стороны, потому что значительная часть населения Белоруссии верит примитивной демагогии своего властителя. Им нравится, что Лукашенко маниакальным образом готов бороться со всем миром, возлагая вину за разруху в стране то на заграницу, то на Россию. С другой стороны, те, кто вполне может себе представить Белоруссию без Лукашенко, боятся высказываться свободно, видя занесённый кулак спецслужбы, которая там всё ещё называется КГБ. И, чтобы не было никаких проколов, заключительные протоколы голосования во многих избирательных участках были составлены задолго до их закрытия. Впрочем, всё это не помешало Лукашенко объявить референдум, который даже белорусские юристы считают нарушением конституции, доказательством правильности своей политики. Европейцам остаётся лишь одно: продолжать терпеливые попытки, направленные на эрозию режима. Ведь пример непосредственных соседей, обмен идеями и информацией оказались решающим фактором и в "холодной войне"

Никого не удивляет, что некий Лукашенко добился от своих белорусов некой лицензии на долгую жизнь в качестве диктатора. Да и на Западе это мало кого интересует. Несмотря на то, что Белоруссия является самой западной частью бывшего Советского Союза и обладает населением численностью в добрые 10 миллионов человек, западные средства массовой информации её упоминают редко. А ведь эта страна является политическим фурункулом для всей Европы и потенциальным источником инфекции для всего континента. Да и для соседней России и её президента Путина, тоже подумывающего об изменении конституции, Белоруссия является плохим примером. ЕС уже предпринимал робкие попытки изолировать режим в Минске. Серьёзных же изменений может добиться только Россия, от которой зависит Лукашенко. Так что действенная стратегия правительств западных стран заключается в том, чтобы в диалоге с Москвой указать на проблемы, связанные с диктатурой в Белоруссии. Правительство Германии к этому не готово. Оно, как и в случае с чеченской войной, надеется, что конфликт урегулируется сам собой.

Победа Керри может поставить канцлера Германии, которого с Бушем объединяет чувство глубокой взаимной неприязни, перед дилеммой. Ведь Керри сделает всё, чтобы привлечь немцев к участию в военной операции в Ираке. Если Шрёдер откажет ему в просьбе направить немецких солдат в Ирак, то получится, что он выступает против новой внешней политики США, направленной на отказ от действий в одностороннем порядке. Если же канцлер согласится отправить солдат бундесвера в Ирак, то тем самым он разрушит один из столпов внешней политики Германии, не говоря уже об утрате доверия. Кроме того, под угрозой окажется и без того незначительное большинство красно-зелёной коалиции в бундестаге, а значит и само её существование.

В одном пункте канцлер прав: немцы всё ещё недостаточно осознают своё значение в мире. Несмотря на свою историю, Германии часто легче выступать в роли защитницы гуманистических и демократических ценностей. Немецкие солдаты за рубежом, в отличие от американских, воспринимаются не как оккупанты, а как помощники. Шрёдер понимает всё это и делает вывод о необходимости выработать новое национальное самосознание. А это имеет конкретные последствия: во внешней политике Германии Европа исчезает за кулисами, а на сцену возвращается "нация". Кроме того, что касается Европы, то уже наступает некоторое отрезвление. Оно оправдано, поскольку в обозримом будущем единой европейской внешней политики и политики безопасности не будет, да и европейская экономическая политика превращается в фарс, если Франция, например, думает исключительно о собственных выгодах. Тем не менее, фактом остаётся то, что Германия обладает недостаточной критической массой, чтобы участвовать в глобальной конкуренции нынешних и будущих мировых держав. Так что из чистого прагматизма Шрёдеру не следовало бы отказываться от европейской идеи.