Голине Атай: Украинский кризис был раздут до размеров войны

Голине Атай (Golineh Atai) родилась в Иране. В возрасте 5 лет она попала в Германию со своими родителями, бежавшими от исламской революции. Стала тележурналисткой. Работает в системе общественно-правового телерадиовещания Германии, в компании ARD. В ее послужном списке множество неспокойных стран: Иран, Сирия, Ливия, Ливан. Атай работала и в каирской студии, освещая события "арабской весны". Два года назад, в феврале 2013 года, она приехала работать в московскую студию первого канала немецкого телевидения.

"Журналисткой года" ее выбрало жюри из 80 ведущих журналистов Германии, работающих как в печатных, так и в электронных немецких СМИ. Координирует выборы в этой и других категориях редакция журнала "medium magazin", профессионального издания немецкой прессы. В обосновании, в котором идет речь прежде всего о ее украинских репортажах, говорится: "Голине Атай не воспроизводит чужие мнения. Она всегда предельно точна".

Собеседники репортера – полевые командиры сепаратистов, украинские военные, старики, потерявшие все и укрывающиеся от обстрелов в подвалах, дети войны и их родители... Голине Атай дает зрителю возможность ощутить трагизм и абсурдность ситуации.

Анастасия Буцко побеседовала с Голине Атай в Москве.

DW: Иран, Сирия, Ливан, Египет – и теперь вот Россия и Украина: вы попали, как говорится, из огня да в полымя. Вы не хотели сделать паузу?

Голине Атай: Когда я приняла предложение стать корреспондентом московской студии ARD, никто не предполагал, что такое вскоре может случиться. Я ехала в Россию, надеясь снимать большие документальные фильмы, путешествовать по стране, ездить в Сибирь, на Кавказ, делать репортажи о балете, искусстве, но и о необычных людях, на неожиданные для немецкого зрителя темы... Но получилось так, что все мы, немецкие корреспонденты, стали вскоре военными репортерами.

- Вы оказались и на настоящем фронте, и на передовой информационной войны. Под каждым вашим репортажем на сайте ARD появляются комментарии, обвиняющие вас в односторонности или двуличии.

- У меня сложилось впечатление, что те, кто начал информационную войну, буквально бросают нам вызов, толкая нас к тому, чтобы мы действовали теми же методами, что и они. Главное – не поддаться этому искушению.

Я все это понимаю, но обвинения в необъективности все равно глубоко задевают меня. Видите ли, я же родом из Персии, и вся история моей страны, Ирана, дает мне повод весьма скептически оценивать международную роль так называемого "Запада" вообще и США в частности. Именно американское вмешательство стало, как я считаю, одной из причин исламской революции в Иране. И этот здоровый скепсис никогда меня не покидал.

С другой стороны, когда я анализирую аргументы моих критиков, то вижу здесь двойную мораль: почему речь идет только об американских попытках гегемонии, а усиление имперской идеи в России рассматривается благосклонно и почти все здесь прощается?

- Каким может быть ответ на вызов российской пропаганды?

- Меня немного смущает мысль о том, что мы, общественно-правовые СМИ, можем переходить в какое-то "контрнаступление". Это не наша задача. Но я считаю, что нам нужны центральные европейские СМИ, которые будут транспортировать ценности и идеалы европейской цивилизации, ценности, притягательность которых не снижается. Я считаю, что мы, европейцы, можем и должны с куда большей независимостью и решительностью выражать наши взгляды. Нам на самом деле есть чем гордиться.

- Вы часто бываете на Украине, причем по обе стороны фронта. В чем вы видите причины случившегося?

- Украина давно находится в кризисе, это кризис идентичности, но этот кризис ни в 1990-ые годы, ни в начале 2000-ых не привел к распаду страны, как это произошло, скажем, с Чехословакией или некоторыми другими странами. Нынешний украинский кризис вырос из объективных обстоятельств, но был искусственно форсирован и раздут до размеров войны. За все время, когда я работала на Украине, я ни разу не видела признаков межэтнических конфликтов. Зато я вижу, как СМИ другой страны, России, систематически провоцируют агрессивные настроения.

Но опять-таки на примере иранского общества и моей собственной семьи я знаю, что подобные настроения проходят, они меняются. Я хорошо помню людей, которые были настроены крайне враждебно против Америки, а потом сами попали в США и эта враждебность как-то сошла на нет. Я думаю, что и для полевых командиров, для сепаратистов возможен возврат в нормальность. Сейчас, по-моему, самое главное, чтобы кончилась война, чтобы люди смогли начать нормальную жизнь, и пока неважно, под каким политическим руководством.