Ирина Прохорова о России и Сталине

Пожалуй, самый интересный российский стенд на Франкфуртской книжной ярмарке - это стенд издательства "Новое литературное обозрение". Размером он похвастаться не может, но зато - книгами. Здесь, например, - сразу несколько новых книг из серии "Что такое Россия". Судя по всему, для "Нового литературного обозрения" эта научно-популярная историческая серия - очень важный проект. Так ли это?
С этим вопросом мы обратились к издателю Ирине Прохоровой.

Ирина Прохорова: Это очень важный проект не только для самого издательства, но, как мне кажется, и для нашего исторического знания в целом. В советское время выходило много научно-популярной исторической литературы, но она было очень сильно идеологизирована. Мы решили пригласить лучших историков, пишущих о России, для того, чтобы показать новые подходы к исторической мысли. Ведь российское общество осталось, в общем, в карамзинской истории XIX века. Это государственно-имперская история, которая сейчас мало что объясняет. И история очень бедная, потому что в ней почти нет людей. Мы же пытаемся, кроме всего прочего, осветить с ее помощью и проблемы настоящего.

DW: Две новые книги из этой серии попали в шорт-лист премии "Просветитель". Это "Держава и топор" Евгения Анисимова и "Алхимия советской индустриализации" Елены Осокиной.

- Подзаголовок книги "Держава и топор" - "Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке". Уже можно догадаться, что в ней вряд ли идет речь об очень веселых вещах. Книга показывает, как в XVIII веке складывалась система тайного сыска и контроля. Прежде всего, как показывает Анисимов, это было связано с попыткой царской власти обожествить себя, и поэтому основная система преследования и наказания была нацелена на то, чтобы карать за оскорбление величества. Причем это оскорбление могло пониматься невероятно широко, и в книжке приводится масса примеров, самых невинных, за которые карали либо смертью, либо пытали и ссылали в Сибирь.

Ведущий специалист по российской истории XVIII века показывает, что сложившаяся система оказалась очень стойкой: сакрализация власти и постоянное преследование за "длинный язык" стали одной из главных составляющих системы безопасности страны. Анисимов не проводит грубых параллелей, но совершенно очевидно, что эта традиция, к сожалению, до сих пор остается доминирующей. Книга очень важна для понимания тех процессов, которые сегодня кажутся абсурдными, а на самом деле за ними стоят те самые традиционные ценности, о которых часто говорят, но не очень хорошо представляют себе, в чем, собственно говоря, эта традиция заключается.

- Вторая ваша книга, претендующая на премию "Просветитель", - "Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина". Торгсин - это были такие магазины для торговли за валюту, созданные в 1931 году.

- Елена Осокина занялась темой, которой до нее никто не занимался, а именно - финансово-экономической стороной индустриализации. Грубо говоря: откуда государство брало деньги на индустриализацию? Нам известно, что был ГУЛаг, в нем - дармовая рабочая сила, но вот на какие деньги закупались станки, комплектующие для заводов, машины? Ведь промышленность была тогда на очень низком уровне.

Как мы знаем, большевики захватили золотой запас Российской империи - самый большой в Европе. Несмотря на Гражданскую войну, на то, что Колчак частично потратил этот запас, к большевикам в руки попал колоссальный золотой запас. Но к началу 1930-х годов выяснилось, что этого запаса нет. Осокина показывает, куда он делся: на мировую революцию, на поддержку компартий в других странах... Пришлось также платить контрибуции, ну, и разворовали... Государство было банкротом. И вот появляются эти самые Торгсины, что действительно расшифровывается как "Торговля с иностранцами".

Поначалу предполагалось, что иностранцы, которые приедут в Советскую Россию, будут в них покупать за твердую валюту одежду, продукты и так далее. Но иностранцев было мало, а в начале 1930-х в связи с коллективизацией разразился страшный голод по всей стране, и люди, чтобы выжить, несли в Торгсины свои сбережения: золото, ювелирные украшения, меха, серебро... Свыше трети денег, которые удалось собрать государству на индустриализацию, собрали Торгсины. Население оплатило индустриализацию личными накоплениями. Попросту говоря: людей ограбили. И это были в основной массе не богачи. Люди очень часто несли последнее, чтобы купить самое элементарное, чтобы не умереть с голоду. Торгсин, как пишет Осокина, был крестьянским. Крестьяне продавали серебряные ложечки, единственные сережки жены, чтобы купить мешок муки и спасти семью от голодной смерти.

Хочу сказать еще об одной книге из серии "Что такое Россия": о книге Кирилла Соловьева "Самодержавие и конституция. Политическая повседневность в 1906-1917 годах". Соловьев пытается пересмотреть миф о том, что несколько Государственных Дум начала ХХ века и вообще развитие дореволюционного парламентаризма - это была фикция, декорация, что Дума вообще ничего не решала. На самом деле все значительно сложнее. Да, у Думы поначалу было мало прав, но этот институт развивался, причем довольно активно, и каждый новый состав Думы претендовал на расширение прав и требовал у самодержавия все больше реальных рычагов влияния на развитие общества. С Думой вынуждены были считаться политические деятели, иначе как объяснить, что Столыпин очень много раз выступал в Думе, уговаривал, объяснял, разъяснял позицию правительства...

- Кроме того, насколько я знаю, ни в одной дореволюционной Думе никогда не было проправительственного большинства...

 - Совершенно верно. Советская и постсоветская интерпретация: уже тогда царь и исполнительная власть контролировали все. На самом деле это была парламентская система со всеми ее парадоксами. В регионах были свои политические течения, выбирались чаще всего совсем не те люди, которых хотелось царю и его окружению. В Думе было много оппозиционных политиков, представителей разных социальных групп, классов. Было множество крестьян, например. И в этом смысле Дума была малоуправляемым институтом.

- Телевидения не было...

- Дело даже не в телевидении, а в том, что автономии у регионов было больше. Только большевикам удалось установить со временем тотальный контроль над системой выборов. В современной России тоже делается такая попытка, но, как мы видим, не все получается, несмотря на телевидение, интернет и так далее. Всего десять с небольшим лет существовал до революции парламент, но он становился сильной структурой, и росло самосознание людей, которые приходили в Думу. К сожалению, эта традиция прервалась.

- А что бы вы отметили из тех книг, которые пока не вышли, но готовятся к изданию?

- В конце ноября у нас выйдет капитальный двухтомник Евгения Добренко "Поздний сталинизм". Это тотальное описание послевоенного сталинского государства, конца сталинской эпохи. О 1930-х годах написано очень много книг, а вот о 1940-х и начале 1950-х серьезных исследований практически нет. Оказывается, что мы сейчас живем в параметрах позднего сталинизма. Ностальгия по "советскому", нынешний консервативный поворот, отношение к культуре, отношения между национальностями, модель мира, представление о государственном развитии, о приоритетах, - весь этот, если хотите, позднесталинский декаданс не изжит.

Идея тотального изоляционизма, националистический проект, - они тоже из того времени, времени борьбы против "космополитов", против "низкопоклонства перед Западом", антисемитских кампаний. И та страшная ксенофобия, которую мы видим в российском обществе сейчас, она во многом проистекает из той эпохи.

Смотрите также: