Лауреаты Берлинале: "Гриль" Андреаса Дрезена
17 февраля 2002 г.
- Об авторе
Дрезена принято относить к поколению молодых немецких режиссёров. Ему 39 лет. Он родился в восточногерманском городке Гера, свои первые шаги в кино делал на киностудии ДЕФА. Пожалуй, он единственный из поколения молодых восточногерманских кинемотографистов, кому удалось утвердиться в высшей национальной кинолиге, наряду с западными коллегами и ровесниками Тиквером, Графом или Рёлером.
Дрезен сделал себе имя телефильмами, сперва документальными, затем игровыми, но неизменно – наблюдательно и тонко рассказывающими о людях, как правило – из так называемых «новых земель». Его первый полнометражный художественный фильм «Ночные люди» («Nachtgestalten») вышел в 98, за ним последовал в 2000 году «Полицейская». «Halbe Treppe» - «Середина лестницы» - это его третий фильм.
- Halbe Treppe - точка, равноудалённая и от начала, и от конца
«Серединой лестницы» называют лестничную площадку между двумя этажами – знаете, там, где обычно находится окно, а в старых берлинских доходных домах, в которых до сих пор обильно селится богемная публика, располагается общественный сортир. «Halbe Treppe» - это точка, равноудалённая и от начала, и от конца. Может быть, развилка. Возможно – вершина, после которой начнется постепенный спуск вниз. Зенит жизни. А может – и тупик. Помните, как у поэта: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...».
Не то чтобы в сумрачном, но на каком-то сумеречном, неопределённом этапе жизни встречаемся мы с героями картины Андреаса Дрезена «Половина лестницы». Впрочем, такое же называние носит и закусочная-пивная, в которой работает один из четверых главных героев фильма, Уве.
- Уве и Элен
Простоватый Уве вполне доволен жизнью: в его пивной (в сущности, это всего лишь старая брезентовая палатка), расположенной в центре Франкфурта-на-Одере, собираются персонажи, которые на завтрак предпочитают «жестяные булочки» - так они называют жестяные банки с самым дешевым пивом.
Жена Уве, Элен, - продавщица в парфюмерном магазине. Её раздражает, что Уве то и дело превращает семейную ванную в хранилище партии свиных ножек для своей закусочной, а редкие подарки – например, новая вытяжка над кухонной плитой – наводят её на мысль о пропущенных шансах и бесцельно прожитых годах. Впрочем, дети – их двое, девочка и мальчик, - растут, и жизнь течёт своим чередом, водя смычком по струнам бытия с тем же постоянством, что и уличные музыканты, играющие перед пивной «Хальбе треппе»...
- Крис
Своим чередом течёт жизнь и в доме Криса и Катрин. Он работает на местной коротковолновой радиостанции – «Наше радио – ваш источник энергии на целый день!», - выступая в экзотической функции астролога.
Навранные абсолютно «от балды» астро-прогнозы на предстоящий день, отражающие, как правило, лишь состояние духа самого ведущего, порою сбываются к вящему изумлению Криса. Его жена Катрин даёт на дому уроки музыки. И её жизнь столь же монотонна и не боговдохновенна, как и аккорды пьес, которые долбят её бездарные ученицы. Хорошо, что у неё есть подруга Элен, с которой можно сходить в кино и поболтать за чашкой кофе. В течение многих лет пары Уве-Элен и Крис-Катрин «дружат семьями», приглашая друг друга на вечера просмотра снятых в отпуске диафильмов. Четверо уже не самых молодых, не очень умных, не очень красивых - словом, совершенно обыкновенных людей...
- Надо уметь по-новому рассказывать старые истории
- Сам по себе сюжет, как вы заметили, особенной эффектностью не отличается. Но мне вообще не кажется, что возможно – и надо – изобретать какие-то «новые истории». Ничего принципиально нового в жизни не происходит. Надо уметь по-новому рассказывать старые истории.
Мне лично нравятся такие фильмы, когда, сидя в кино, сам «застукиваешь» себя на какой-то мысли, от которой тебе становится неудобно, и ты лишь думаешь про себя: «Надеюсь, что моя спутница слева и мой сосед справа не думают сейчас то же самое»... И потом, выйдя из кино, тут же пытаешься завести разговор на какую-нибудь другую тему, чтобы поскорее замять это ощущение неловкости. Моей – то есть, нашей, - главной целью было снять фильм так, чтобы в нём была хотя бы пара таких моментов...
И такие моменты в картине действительно есть. Первый обмен странными взглядами между Катрин и Крисом. Первый телефонный звонок. После которого мы уже видим их «ин флагранти» в автомобиле, запаркованном под мостом возле Одера. Это тоже очень большое достоинство картины: повествование не линейно, не дидактично. Мы не видим, что происходит между первой встречей и первым соитием. Может они были в кино. Или кафе. Или нет. Камера лишь выхватывает, высвечивает отдельные моменты.
Картина потрясающе реалистична: её почти этнографическая наблюдательность выдаёт Дрезена-кинодокументалиста, много лет снимавшего реалии восточногерманской провинциальной жизни и драмы среди разваливающихся блочных многоэтажек. Стилистика ленты напоминает ранние фильмы датских кино-протестантов, сторонников «Догмы», - с порою покачивающейся камерой, местами (особенно теми местами, которые точно не предназначаются для постороннего взгляда), фильм вообще становится похожим на «хоум-видео», любительскую видеосъёмку. Но картина настолько композиционно и драматургически стройна и слажена, что вроде бы набившие оскомину «догматические» приёмы не раздражают, а действительно создают ощущение реального присутствия, причём с разными эмоциональными оттенками: то ты сидишь вместе с героями за столом в расслабленной атмосфере, то стыдливо подглядываешь в замочную скважину, то замираешь в полном ужасе вместе с героиней, распахивающей дверь в ванную комнату, где, плескающимися среди хлопьев мыльной пены, она видит собственного мужа со своей же лучшей подругой...
- Мы все находились примерно в том же возрасте, что и герои нашей картины, и каждый из нас так или иначе оказывался в сходной ситуации. Это непременное условие такой картины: знать, о чём рассказываешь...
- А фильм снимался так...
Недостатки познаний ликвидировались на ходу - так, в течение первых двух недель работы «на месте» все четверо актёров вживались в роли: скажем, Аксель Праль (Уве) жарил сосиски в реально существующей во Франкфурте на Одере пивной «Хальбе треппе», а Штеффи Кюнерт (Катрин) пыталась продавать духи.
Реализм картины оттеняют прелестные и искренне театрализованные эпизоды. Скажем, по мере нарастания драматизма действия количество уличные музыканты, заунывно тянущих свою мелодию перед входом в закусочную Уве, начинают сперва постепенно, а затем стремительно «размножаться». Когда бедный Уве, которому жена призналась, что влюблена в другого, видит перед входом в своё заведение квартет – зал усмехается. Когда он на следующий день обнаруживает камерный ансамбль – раздаётся дружный смех. Когда в финале появляется целый полковой оркестр уличных музыкантов, тянущих на самых разных инструментах, от волынки до контрабаса, всё ту же заунывную мелодию, зал буквально ложится от смеха.
Фильм Андреаса Дрезена блестяще доказывает, что для того, чтобы делать хорошее кино, нужны не миллионы долларов, не супертехника и не суперпродюсеры. Нужны талант, любовь к кино и верные соратники. «Половину лестницы» Дрезен снял на свои деньги – на призовые (он получил приз немецкой киноиндустрии, это довольно крупная сумма) и на собственные сбережения. Стоимость фильма, вместе с дорогостоящим переводом с цифрового формата на кино, составила 600 тысяч евро.
Для кино – сумма почти мизерная. Вся съемочная группа, включая актёров, влезала в автомобиль Дрезена - микроавтобус марки «Фольксваген». 12 человек. Лишь четверо профессиональных актеров. Остальные – любители добровольцы. Зато актёры – блестящие, все театральные (что очень чувствуется в качестве их игры, в их готовности к импровизации) и все – из восточной Германии. Остальные – добровольцы из числа местного населения. Фильм снимали за два месяца, живя всё это время во Франкфурте. Каждый получал аккордный гонорар за неделю, причём гонорар был равным для каждого из членов группы. Для гримера и художника по костюмам это было много, для оператора и актеров - и по немецким меркам крайне мало. Но никого в группе, состоящей сплошь из близких соратников, единомышленников и друзей, это не смущало.
Но самое удивительное – как снимался фильм. Никакого сценария заранее не существовало – кроме, конечно, некой общей модели, сюжетного замысла. Но ни заранее написанных диалогов, ни сюжетных линий. Решение о том, как пойдет дальше дело завтра на съемочной площадке, принималось вечером за ужином, который, в прочем, порою затягивался до утренних сумерек. В сущности, это превратившийся в кино джаз, джем-сешн. Свои диалоги и движения актеры импровизировали по ходу съемок. Каждая сцена снималась по много раз с различных ракурсов. Конечно, такой стиль работы предполагает огромное количество монтажа. 105 минут фильма «вырезались» из почти ста часов отснятого материала.
Словом, можно только поучиться. А в чём-то – позавидовать всем, кто работал над этим фильмом. Да, совсем забыла: музыкальное сопровождение на экране и за экраном обеспечивал культовый берлинский любительский оркестр «17 хиппи». Почти безвозмездно.