Почему немецкая церковь не преследует за богохульство
19 ноября 2015 г.
К интересу со стороны русской редакции DW организаторы выставки "The Problem of God" в Дюссельдорфе сперва отнеслись слегка настороженно: Россия пользуется славой страны, где на вернисажи порою захаживают с таким аксессуаром, как топор, а за пляски в церкви отправляют за решетку. "Я никогда не бывала в России, - признается куратор выставки Изабель Мальц (Isabelle Malz), - но то, что приходится читать в прессе, производит удручающее и пугающее впечатление: Pussy Riot, "Тангейзер" в Новосибирске, разбитые скульптуры в Москве и, главное, срастание церкви и государства - это пугает больше всего". Немецкая арт-общественность наслышана и о проблемах, с которыми пришлось столкнуться куратору "Манифесты" в Петербурге Касперу Кенигу (Kasper König). Не говоря уже о достопамятной выставке "Осторожно, религия!", о которой рассказывают начинающим кураторам в рамках курса об истории профессии.
"И только жаль распятого Христа"
Выставка "The Problem of God" (название можно перевести и как "Проблема Бога", и как "Проблема с Богом"), занявшая три этажа в престижном дюссельдорфском выставочном зале K21, ставит перед собой цель, прежде всего, эстетическую: по словам создателей, они стремились показать, "как христианские символы - крест, алтарь, чаша, иконографические сцены (как, например, Тайная вечеря) - продолжают жить в абсолютно светском европейском искусстве" в эпоху пострелигиозную.
"Почти все художники этой выставки являются убежденными атеистами, - рассказывает директор выставочного зала Марион Аккерман (Marion Ackermann). – Но их язык, основанный на визуальном опыте, остается религиозным в своей символике". При этом речь идет как о сюжетах и композиции, так и о темах.
Восхищение красотой и сочувствие к страданию - испокон веков две темы, определяющие систему координат любого искусства, в том числе современного. В средневековой религиозной живописи их легко обнаружить в двух центральных мотивах: грации Девы Марии и страданиях Христа. Поиск красоты и солидарность со страданием продолжают жить в искусстве и сегодня.
Два грязных бомжа, униженных и оскорбленных, несут на руках третьего, молодого. Его руки крестообразно разбросаны в стороны, взгляд - "не от мира сего". Композиция и интонация этого снимка из цикла "История болезни" знаменитого фотографа Бориса Михайлова, живущего между родным Харьковом и Берлином, напрямую отсылает к иконографии "Снятия с Креста".
Другая фотография из того же возникшего в конце 1990-х годов цикла воспроизводит композицию Пьеты: в классическом варианте Богородица держит на руках мертвого сына, оплакивая его. У Михайлова опустившаяся мать обнимают свою не менее опустившуюся дочь. Каталог выставки напрямую сравнивает работу Михайлова с самой, пожалуй, знаменитой сценой скорби в истории искусства - знаменитой скульптурой Микеланджело.
Не каждая из 129 работ выставки обращается к религиозным темам или символам непосредственно. Во многих тема раскрывается лишь на второй взгляд. Как, скажем, немой колокол бельгийского художника-концептуалиста Криса Мартена: подвешенный в проходе колокол раз в час начинает беззвучно раскачиваться - художник лишил его "языка". Следует ли это считать параболой бессилия религии перед лицом трагедий нашего времени? Или, напротив, указанием на то, что немой колокол звонит внутри каждого из нас?
"Мне кажется, мы в Западной Европе миновали этап конфронтации между официальной церковью и искусством", - говорит в беседе с DW куратор выставки Изабель Мальц. По ее мнению, это примирение связано не столько с внутренним перерождением церкви, сколько с изменением отношения общества к религии.
О былых баталиях напоминает, скажем, триптих австрийского художника Хермана Нича (Hermann Nitsch): во время своих перформансов, которые он сам называл "литургиями", художник поливал холсты кровью, красной краской и иными жидкостями. В 1970-е годы Ничу удавалось заслужить обвинения в богохульстве. Ныне он - простой австрийский классик, его абстрактные работы эффектно смотрятся на музейных стенах, не оскорбляя ничьих чувств. Говорят, Нич тоскует по былым временам.
Напоследок корреспондент DW спросила Изабель Мальц, как она отнеслась бы к предложению показать выставку в России. "Знаете, я думаю, для России надо было бы сделать совсем другую выставку, - ответила молодой искусствовед. - Боюсь, она получилось бы очень политической…"