Празднование Пасхи в России 17-го века

Воскресший из мертвых, Спаситель явил миру победу над смертью и даровал роду человеческому надежду на жизнь вечную. И сегодня, когда Россия переживает духовное обновление, возрождаются древние церковные традиции, упраздненные в эпоху Петра Первого, а в последние десятилетия почти забытые.

Вот как праздновалась Святая Пасха в допетровское время, когда русскую Православную церковь, как и сегодня, возглавляли патриархи. Праздник Святой Пасхи в 17 веке совершался в Москве с особой торжественностью. Богослужение совершал сам патриарх в присутствии царя, его многочисленной свиты и при громадном стечении народа. Накануне Пасхи вечером патриарх со всеми архиереями, жившими в Москве, приходил в Успенский собор к повечерию. Патриарх и архиереи слушали его, сидя на своих местах среди храма: после полунощницы они расходились в свои покои.

В полночь с колокольни Ивана Великого раздавался благовест в большой Успенский колокол, и этот благовест подхватывали во всех церквах московских сороков. Патриарх в сопровождении архиереев и священников проходил в алтарь, где на горнем месте облачался "во весь свой светлейший святительский сан", осыпанный жемчугом и дорогими камнями. Один из православных гостей с Ближнего Востока, Павел Алеппский, оставил интересное описание пасхального облачения, возложенного в 1655 году на патриарха Никона: "На нем был саккос, тяжесть которого невыносима; саккос этот недавно сделан по заказу Никона из желтой венецианской парчи, вышитой чистым золотом, локоть которой стоит дороже 50 динариев; он кругом со всех сторон на ширину четырех пальцев покрыт широким и весьма крупным жемчугом, перемешанным вместе с драгоценными камнями высокой цены. На груди патриарха был род епитрахиля, доходившего до ног; патриарх просил нас приподнять его, чего мы не могли сделать. Тогда патриарх сказал нам, что этот епитрахиль весит пуд; он весь унизан жемчугом и стоит более 30 000 динариев".

После облачения патриарх посылал своего дьяка во дворец с вестью о готовности к службе. Царь ожидал это сообщение в престольной палате. Получив известие, он в сопровождении свиты шел в Успенский собор. В собор допускались бояре только в золотых кафтанах, для чего у церковных дверей ставились стрелецкие подполковники, "чтоб никаких человек без золотых кафтанов и иных чинов люди в церковь не входили, чтоб от того в церкви смятения не было". По приходе царя в собор начинался крестный ход перед пасхальной утренней. Патриарх брал в левую руку крест, в правую руку кадило и с пением хора выходил на площадь. Крестный ход, с хоругвями и большими витыми свечами обходил вокруг собора. Когда процессия останавливалась у входа в собор, колокольный звон на время стихал. Патриарх раздавал свечи царю, архиереям и народу, а затем начинал пасхальную службу. При пении царских и патриарших певчих раздавался мерный удар в большой успенский колокол. Церковные двери отворялись и присутствующие входили в собор. С колокольни Ивана Великого начинался продолжительный трезвон во все колокола; он сопровождался всеми сороками московских церквей.

Кремлевская соборная площадь представляла собой море света от зажженных свечей в руках нескольких тысяч заполнявших ее людей. Вид с высоты московских соборов на Москву был восхитительный. Масса церквей, возвышавшихся над городскими улицами и домами, освещала их из своих окон, а зажженные, по старинному обычаю, в церковных оградах смоляные бочки еще рельефнее выделяли очертания храмов и окружавших их зданий. Пасхальная ночь превращалась в светлый день, и молитвенное настроение народа усиливалось радостью и восторгом.

Пасхальная утреня совершалась обычным порядком. Патриарх служил ее посреди храма; возле патриаршего места стояли два горна с горящими углями, на которые в течение всей службы сыпали душистый ладан. Во время пения канона постоянно кадили по всему собору сначала патриарх, а за ним попеременно все архиереи и духовенство. Потом патриарх с архиереями входил в алтарь и направлялся к горнему месту для христосования. Приложась к кресту, Евангелию и иконам, патриарх лобызал сослужащую братию и при этом всем им раздавал по красному яйцу. За патриархом архиереи и духовенство также христосовались друг с другом и также обменивались пасхальными яйцами.

Затем патриарх с духовенством выходил на середину церкви. К нему подходил царь, прикладывался к кресту, Евангелию и иконам, христосовался с патриархом и архиереями "во уста", а затем давал им "по два яичка". Затем христосовались с патриархом бояре и все находившиеся в соборе. Они целовали у патриарха руку и получали от него позолоченные и красные яйца: "высшие чины" - по три, средние - по два, а младшие - по одному яйцу. Яйца эти расписывались царскими мастерами и монахами Троице-Сергиевой лавры. Затем патриарх читал в царских вратах "Пасхальное слово" святого Иоанна Златоуста. После этого царь приветствовал патриарха словами "Многа лет ти, Владыко".

На рассвете в Успенском соборе совершалась литургия, на которой были некоторые особенности. Евангелие читали с патриархом четыре диакона, причем для них одно Евангелие приносилось из Архангельского собора, другое - из Благовещенского, а третье - от "Спаса на государевых сенях". По окончании литургии совершалось освящением Пасхи.

С понедельника Светлой (Пасхальной) Седмицы (недели) до Фомина воскресенья, то есть целую неделю, в Кремле совершались крестные ходы. К концу утрени в Успенский собор приходило с крестами духовенство со всей Москвы и с посадов. В соборе их встречал протопресвитор - настоятель храма, а провожал их сам патриарх. В те же дни совершались особые крестные ходы из Успенского собора.

Во второй половине 17 века был такой порядок крестных ходов: в понедельник после утренни ходили в Благовещенский собор, и в крестном ходе участвовал сам патриарх с архиереями и духовенством; в следующие дни крестные ходы возглавляли архиереи, настоятели монастырей и соборов. Во вторник ходили в Архангельский собор, в среду - в Спасский Златоверхий монастырь, в четверг - в Чудов монастырь, в пятницу - в Вознесенский монастырь, в субботу - к Николаю Гостунскому. В Неделю Фомину крестный ход совершался уже из Архангельского собора в Успенский.

С понедельника же Светлой Седмицы ходили к царю и патриарху славить Христа духовенство московских соборов и духовенство из монастырей. Белое духовенство подносило царю иконы, а черное- с иконами подносило хлебы и квас. Патриарху же подносили так называемое "великоденское яйцо". С этим же "великоденским яйцом" приходили во дворец особо - патриарх и архиереи. При этом патриарх благословлял царя иконой в драгоценном окладе и золотым крестом, подносил ему несколько серебряных кубков, бархатные, шелковые и атласные материи, "три сорока соболей" и сто золотых червонцев. Царице и ее семейству подносилось то же, но в меньшем количестве.

Неделя Святой Пасхи являлась временем щедрой благотворительности царя и патриарха. Они обходили и объезжали в это время богадельни, больницы и тюрьмы, всюду христосовались и раздавали нуждающимся пасхальные яйца, деньги, еду и одежду.

Торжественность пасхального богослужения, ежедневные церковные процессии в кремлевских соборах, постоянное участие в них патриарха и царя привлекали в Московский Кремль громадные массы народа, который с утра до вечера толпился на площадях, обходил соборы, монастыри и церкви, прикладывался в них к иконам и мощам. Верующие поднимались на колокольни и звонницы, наслаждались их звоном, ходили за церковными процессиями и выходами патриарха и царя.

Духовные и светские власти старались поддерживать в народе праздничное молитвенное настроение и с этой целью издавали указы о закрытии на всю пасхальную неделю питейных домов и торговых лавок. Общение патриарха с народом в великие и святые пасхальные дни служило залогом и выражением крепости и силы православной Руси, рождало радость в сердцах русских людей и восхищение у приезжавших в Москву из других стран православных и инославных христиан.