Премьера в Москве: путь к истине ведет через постель

Шесть немецких кинокартин, если не считать фильмов совместного производства с Германией, участвуют в 32 Московском международном кинофестивале, который проходит в столице России с 17 по 26 июня. В основном конкурсе идет художественный фильм Матти Гешоннека (Matti Geschonneck) "Берлин, Боксхагенер платц". Еще три ленты – "Макс Шмелинг", "Парикмахерша" и "Чужая" - будут показаны вне конкурса.

Фильму из Германии даже выпала честь открывать программу "Перспективы", где за московские награды соревнуются экспериментальные фильмы со всего мира. Фильм называется "Постельные сцены" ("Bedways"). Необычный и немного скандальный. "Артхаусное порно" – так его называют иные кинокритики.

Сюжет таков. Режиссер Нина Баден решила снять фильм о сексе, любви и взаимоотношениях. Актеры Ганс и Мари согласились на эксперимент. В огромной берлинской квартире, которой даже не снился евроремонт, идут кинопробы. Сценария у фильма в фильме нет, есть некая идея: через секс добраться до истины, найти что-то важное на физиологическом уровне, что-то вроде абстрактной формулы любви. Но где заканчивается актерская игра и начинается реальность настоящих эмоций?

Фильм "Постельные сцены" начинается с закадрового стона наслаждения, проходит через череду сцен разной степени откровенности и завершается мощным соло главной героини, которая нашла истину совсем не там, где искала.

И все же "Постельные сцены" - это не порнография, и даже не эротика. Либидо молчит при виде постельных экспериментов, увиденных как бы через объектив видеокамеры в холодном серо-синем мареве довольно неприветливого Берлина. Секс как методология. Что же ищет режиссер? Об этом Рольф Петер Каль, более известный как РП Каль (RP Kahl), рассказал в интервью Deutsche Welle в день своего отбытия в Москву.

Deutsche Welle: С какими чувствами вы едете на фестиваль?

РП Каль: Такое ощущение, что все очень хорошо организовано. Роскошная гостиница, встречающие в аэропорту, машина с водителем, переводчик. Хотя вот на выполнение таможенных требований ушло слишком много сил и времени. Кинопленка больше недели находилась в пути. Я уж молчу про получение визы в российском консульстве. Это кошмар, который напомнил мне времена ГДР! Россиян вот только жаль, которым надо регулярно в посольство наведываться.

В Москве я в последний раз был лет тридцать назад, еще ребенком. У нас были друзья в Москве, и мы жили в ателье у одного скульптора, приятеля моего отца. До сих пор помню, как меня тогда поразили москвичи, жующие мороженое в самый лютый мороз.

- Сегодня Россия уже не та. Какую новую Москву рисует вам воображение?

- Огромный город на стыке капитализма и социализма? Наружная реклама на каждом шагу? Что-то в этом духе. Как в Варшаве, где мне довелось побывать пару лет тому назад. Мне кажется, что в Москве тоже должно быть ощущение "золотой лихорадки", когда все куда-то мчатся, к чему-то рвутся. Ощущение, что надо что-то делать, что можно чего-то достичь, если не сидеть на месте.

- А про безудержную московскую ночную жизнь слышали? Вам, как человеку из Берлина, к тому же еще и режиссеру одного небезызвестного фильма о берлинской клубной тусовке, погружение в московские реалии тоже было бы небезынтересно...

- Безусловно. Но ничего такого я не планирую. Возраст уже не тот…. (Смеется) Хотя, на месте, думаю, любопытство все-таки пересилит! Честно говоря, я уже изучил путеводитель по Москве и по интернету пошарился, и попытался освежить мои познания в русском. Я ведь в школе в ГДР семь лет русский учил, но все забыл!

- На фестивалях всегда есть скандальный фильм, который показывают ближе к середине, чтобы привести в чувства подуставшую публику. Ваш фильм "Постельные сцены" открывает программу "Перспективы", но, судя по всему, тоже выполняет функцию "фестивального шокера"?

- Я думаю, что его именно в этой функции и пригласили. Потому что все прочие, по крайней мере, немецкие фильмы – это классическое повествовательное кино. А "Постельные сцены" - такое вот "дикое" кино из Германии. И очень хорошо, что мой фильм покажут первым. Вся суматоха по поводу открытия будет наша! И это даже забавно. Потому что фильм камерный, грязный и злой.

Я очень рад, что отборочная комиссия Московского кинофестиваля сочла нужным его показать. Возможно, в нем увидели отголоски каких-то своих идей. Я очень горжусь приглашением в Москву, особенно, если учесть, кто еще там показывает свои фильмы.

Фестиваль открывает Клод Лелуш. Режиссер-легенда! У меня для него сувенир. У него есть 15-минутный фильм, в котором Ferrari едет по Парижу, не останавливаясь на красный свет. Нечто подобное я повторил в Ольденбурге. Тоже ехал на красный свет и снимал. Две минуты всего. Но если у меня будет возможность, непременно покажу Лелушу. Это, кстати, настоящая ось: Париж – Берлин – Москва. Реальная, нужная, прочная. Я так всегда думал, и вот фестиваль в Москве служит тому подтверждением.

- Независимого кинопроизводства в Германии практически нет. Фильмы окупаются еще до того, как их посмотрят зрители. Как в СССР: государство платит, режиссеры снимают. Риск равен нулю. Вы же снимали "Постельные сцены" исключительно на собственные деньги. Какие плюсы и минусы дает режиссеру независимое кинопроизводство?

- Риск – это минус. Если фильм не окупается, денег на новый проект уже нет. Но от риска есть и польза. Я работаю, например, эффективнее, потому что знаю, что каждый цент на счету и что это мои деньги. А вот плюс – это свобода. Я сам решаю, что делать и как.

Разумеется, ответственность за проект никто не снимает, но ты отвечаешь перед собой, в тебе нет внутреннего цензора, который заранее оглядывается на других. Я не берусь утверждать, что без посторонней помощи надо работать всегда, все-таки кинопроизводство требует больших денег. Но мне на этот раз повезло, что я не мог или не хотел искать спонсоров.

- А результатом довольны?

- Совершенству нет пределов. Но, в общем-то, да.

- А с чего все началось?

- Вначале была конкретная идея. Я хотел разобраться, почему другие виды искусства непринужденнее обращаются с обнаженной натурой, чем кинематограф. Почему в живописи и в литературе эротика, секс, любовь – обычное дело, а в кино в эти мутные воды ступить не каждый отважится. С этого началось. Я хотел попробовать, что возможно на съемочной площадке, а что - нет, на что хватит смелости, а на что - нет.

Но со временем я почувствовал, что секс – это не всё. Есть еще что-то важное. Например, любовь и вожделение. Это не одно и то же. Мысль начала работать с конкретики, а потом фильм приобрел собственную динамику. И это хорошо. Гораздо интереснее, когда рождается что-то непредсказуемое. Иногда полезно посмотреть со стороны, что ты там наснимал. В итоге получилось, что фильм совсем не про секс, а про то, почему он нас так интересует.

- И почему же?

- (Смеется) Хороший вопрос, ответ на который фильм, возможно, и не дает. Он преподносит этот вопрос, как на блюдечке, а уж ответы каждый ищет сам. Отсюда статичные кадры, минимум эмоций и психологической глубины, чтобы зритель мог свой личный опыт, свои мысли втиснуть в сюжет на экране и посмотреть, что получается. Кто-то фильм отвергнет, кто-то примет, но никто не найдет в нем готовых ответов.

Меня давно интересует, есть ли правда в изображении. Или же изображение реальности – это новая реальность, которая не имеет ничего общего с изображаемой реальностью? Или же изображение более похоже на правду, чем сама реальность? Такая вот игра с уровнями, попытка определить, что было вначале. В нашей повседневной жизни мы тоже, часто того не осознавая, ведем себя так, как нам это предписывают другие. Вот это я и пытался проиграть в фильме, посмотреть, как размываются границы между реальной жизнью и игрой на съемочной площадке.

Режиссер дает указания, но для актеров то, что они делают, - это уже вполне объективная реальность. Для меня это была очень увлекательная игра еще и с цитатами, отсылками к другим фильмам и режиссерам, которыми я восхищаюсь.

- А почему режиссер в поисках истины - не мужчина? Прямо по Хичкоку, который знал, что истинный объект вожделения в кино – это страдающая женщина.

- А я не считаю, что она терпит поражение. Да, фильм Нина не сняла, но нашла что-то другое, свои собственные желания, вожделение, надежды. А почему женщина? Просто мне гораздо интереснее наблюдать за женщинами. История про мужчину получилась бы более предсказуемой. Но Нина в фильме – это не я. У нее были другие прототипы.

В кинематографе очень мало героинь, которые не реагируют, а сами дают ход событиям. В кино женщина, как правило, сначала должна освободиться из роли жертвы, а у меня женщины – с самого начала мотор всего происходящего. И в реальной жизни это тоже так: женщины идут вперед, берут от жизни то, что считают нужным, не считаясь с мужчинами. По-моему, распределение ролей поменялось. Сильный пол – это не мужчины. Они не знают, куда идти и что делать. А женщины становятся все сильнее и независимее.

- Трудно ли было найти подходящую актрису?

- Напротив. Несмотря на то, что сложная роль и не каждая согласится сниматься в таких сценах и с таким режиссером, как я. Но выбор в итоге был огромный. Чего не скажешь о претендентах на мужскую роль. Одно время я задавался вопросом, почему в немецких фильмах одни и те же мужские лица. А теперь понял: актеров хороших в Германии очень мало, вот и играют одни и те же. А актрис, великолепных, замечательных, смелых, интересных, очень много!

Автор: Элла Володина
Редактор: Дарья Брянцева